Александр Образцов - Siltntium! Пугачевские дети (сборник)

Падает вначале Думов, головой ложится к универсаму. А дружок его, от месткома, тот попадает на газон и от Думова расположен оказывается на шесть часов ровно.

Ну, думаю, если сейчас, при таком благоприятном раскладе ничего у вас внутри не содрогнется, то грош вам цена, как гениям! И на работу вам так и сообщу!

Стою над ними, весь дрожу от нетерпения, но любопытных отгоняю. «Научный эксперимент!» – говорю. «Тихо! Идут испытания!» – добавляю для старух – ох, и любопытные же это создания! Так размышляю, что старик уходит с годами в глубину, а старуха – на поверхность, но это между делом. И между нами.

Думов первый головку поднял, мутно так посмотрел, но узнал меня, потому что тут же снова откинулся.

А второй… второй глаза открыл, сел, поморщился, затылок пощупал и говорит мне:

– С какого это вы этажа нас обстреляли?

– Со второго, – отвечаю и на корточки присаживаюсь.

А он посмотрел мне в глаза совершенно трезвым взглядом и говорит:

– Траекторию как рассчитывали – по таблицам или на глазок?

Я чувствую что-то такое, около, и чтобы не спугнуть отвечаю шепотом:

– На глазок…

А он тоже шепотом:

– А по движущейся цели?

– И по движущейся, – отвечаю.

– А с ускорением? Это, допустим, я иду быстрей, быстрей, а потом побегу?

– Все равно уложу! – отвечаю.

Схватил он меня за руку и отвел в институт космических исследований. Сейчас я у них сектором заведую: пятнадцать докторов у меня и восемьдесят два кандидата, на планете Венера в пятикопеечную монету попадаем всем коллективом. Без таблиц, яблок и прочей чертовщины. Исключительно на глазок.

Известному писателю Павелину в день его семидесятилетия поздравления несли сумками. Двери не закрывали, потому что телеграммы шли безостановочно. Жена Павелина принимала посетителей, отвечала на телефонные звонки, а сам писатель, поджарый, седой (не лысый), с большим выразительным ртом и морщинистыми веками за дымчатыми стеклами очков сидел в кабинете и улыбался. Жена думала, что он работает, а он целую неделю ничего не делал, ждал этого дня и не мог ни с кем говорить от нетерпения.

В шесть чесов вечера он вышел и удивил домашних. Вернее, огорошил их тем, что вышел, надел плащ, шляпу, взял трость в виде зонтика или зонтик в виде трости (как угодно) и заявил, что поедет на дачу. Причин объяснять не стал, как обычно. Жена едва сдержала слезы, дочь понимающе кивнула и только зять, который тайно ненавидел Павелина за полное к себе безразличие, подумал что-то нехорошее, но тут же стал гадок самому себе – в такой день!..

Павелин сам водил машину. Он знал, что езды здесь максимум сорок пять минут, а до восьми еще – он посмотрел на часы – час пятьдесят. Он ехал и улыбался. Выехал на кольцевую, затем на Каширское, и вот они – дачи.

Октябрь стоял тихий, теплый, но деревья дружно пожелтели. Он ходил вокруг дачи, пахло грибами, среди валунов журчал ручей, за чистоту вод которого он боролся три года.

Нет, время стояло на месте.

«Вот так и надо продлевать жизнь, – подумал Павелин, – ожиданием… А вдруг не приедет?»

Но он лишь поддразнил себя. Приедет. Электричка приходит в семь сорок, и ходьбы здесь для ее юных ног от силы на пятнадцать минут.

Господи, роман! Год взаимных ухаживаний, усмешек, разговоров… О чем только? Да обо всем! О Пушкине, о Миттеране, о Меттернихе, об Овидии, о Тиберии, о Христе, о Сталине, о Микельанджело… Вот здесь она пошла (сама!) к этим темам. Здесь началась ее территория и, ступив на нее, она уже не захотела назад, к ученичеству, к…

– Много всего, – вздохнул Павелин.

В гостиной он включил электрокамин, еще раз проверил сервировку. Вошел в ванную, вода в титане нагрелась, и он выключил его.

Без семи минут восемь раздался стук в окно, он отворил дверь, она вошла.

– От бабушки, – сказала она, протягивая пакет.

– Развернуть? – спросил он.

– Разверни, – сказала она, впервые сказав ему «ты».

Это его настолько поразило, что у него задрожали руки. Он развернул пакет. Старый альбом с фотографиями, так он и знал.

До сих пор не знал Павелин, догадывается ли она об их давних довоенных отношениях с ее бабушкой. И это была ее территория.

Она сразу прошла в ванную, запела. Он сидел в кресле, дверь была открыта, но он смотрел в окно. Что-то все же в современных играх он недопонимал, слишком много игры, слишком много режиссуры, слишком жадно и искусственно затянуто и подогрето…

– Ты не слышишь меня?..