Василий Лягоскин - Дома мы не нужны. Книга седьмая. И все-таки она вертится!

– Теперь, – решил он, – осталось не больше одной руки малых кругов, и можно будет выходить наружу. Идти к берегу океана, и искать под ногами сюрпризы. Если их раньше не найдут мальчишки.

Он усмехнулся – вспомнил собственное детство; тот волнующий миг, когда вместе с Толькой, будущим Трактористом, нашли в глубокой луже, образованной очередным штормом, страшное чудовище с пучком длинных щупалец, которые угрожающе шевелились. А еще у этого чудовища-недоростка был единственный глаз, из которого на пацанов брызнуло свирепостью, и безысходностью. Виталька тогда пожалел это чудо; вместе с дружком, с Толькой, перетащил упругое тело морского гада в океан. Он даже сейчас, сквозь годы, был уверен, что детеныш чудовища сверкнул напоследок своим черным взглядом, и махнул самой длинной беспалой «рукой». В приветствии, и с благодарностью. И с обещанием: «Я обязательно расплачусь!».

От последнего Виталька, конечно же, сразу же открестился. От такого существа он не ожидал никакой благодарности. То, что он сам, или кто-то из близких окажется в открытом океане, где, собственно, и могла понадобиться помощь спрута, вождь не хотел даже представлять. Потому что издревле всем было понятно: океан – это смерть; более ужасная, чем в нутре подземного червяка, или от передоза молока бешеной коровы. Виталька непроизвольно потянулся всем телом, и блаженно прищурился. На губах словно полыхнуло огнем – это он вспомнил те редкие случаи, когда древние ритуалы разрешали использовать «огненное зелье». Во всех остальных случаях злоупотребление напитком, которое уносило в мир волшебных грез, а потом жестоко мстило непреходящей головной болью и жестокой ломотой в суставах, было под запретом. Табу. Скорее всего, потому, что любители тайком приобщиться к запретному питью уже не могли избавиться от пагубной привычки. Однако таких в племени было немного. На памяти самого Витальки не больше, чем пальцев на одной руке.

Вождь даже не захотел утруждать памяти именами изгоев. Потому что эти несчастные изгонялись из племени. Насовсем. Вместе с памятью. Не так было в других племенах. Те же еврогеи и африканы питие молока возвели в культ; создали даже отдельные ритуалы. И еще насмехались над русами, которые отказывали себе в «маленьких радостях жизни».

– Потому, и отказываем, – усмехались обычно на это и сам Виталька, и его соплеменники, – что у нас есть в жизни Цель. Великая.

Теперь же вождь глубоко вздохнул. Не случайно. Вопрос: «Можно ли считать, что Цель достигнута? Что его предки не зря положили жизни на строительство „Капутов“, и путешествия в один конец?». Для себя он определил ответ так:

– Цель пока не достигнута. Но племя передало свою миссию в руки гораздо более надежные и умелые. В руки Товарища Полковника. А он обещал. И свое обещание должен исполнить. Потому что иначе все, чем издревле жило племя русов – бесполезно и никчемно!

Виталька вскочил на ноги – не от этой тяжкой мысли, а от ощущения легкости, что вдруг заполнило сильное тело. Так обычно приходило понимание – шторм отступил; пришла пора покинуть пещеры, и спешить на берег. Туда, где океан еще продолжал волноваться, и выбрасывать на камни те самые «сюрпризы». Побережье встретило его разрывом в тучах, в который тут же брызнули жаркие лучи незаходящего солнца. Картина была привычной: блестевшие от влаги камни; кучи водорослей и каких-то коряг, выброшенных волнами на берег; переполненные водой ямы, которые племена специально вырыли в качестве ловушек для морских обитателей.

Русы владели самыми глубокими и добычливыми ямами. Не удивительно – ведь для таких работ они использовали специальные инструменты, рожденные фантазиями и мастерством поколений Трактористов. А теперь и еще более удивительными механизмами, которыми их наделили новые союзники.

Взгляд Витальки остановился на самой дальней яме, граничащей с участком соседнего племени, с неандерталами. Последние пока не показались из своих пещер, и это было хорошо. Потому что вождь сейчас вспомнил, как часто эти волосатые длиннорукие соседи пытались поживиться чужим добром. Добром, которым поделился океан. В яме, как показалось вождю, действительно что-то тяжело ворочалось. Он поспешил туда, не оглядываясь на тяжелое дыхание соплеменников. Первым, конечно же, ковылял старый Тракторист. Виталька вдруг вспомнил о своих размышлениях в пещере; о молоке бешеных коров. Толька, лишившийся своей главной цели в жизни – передачи наследнику знаний о строительстве очередного «Железного капута», мог сорваться; пристраститься к зелью.