Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество

Дурдом как норма жизни. Главное, люди рассказывают об этом даже как – то весело, показывают, охотно объясняют, лишь удовлетворенно следя за моей реакцией недоумения и возмущения. Они и сами не могут ответить на мой вопрос: почему безропотно сносят этот ужас и живут и работают в отравленном городе – среди кислотных луж, в клубах ядовитого пара, в темных цехах, где из старого оборудования выжато все. Остались только ржавые трубы и насосы со свищами, из которых буквально хлещет то серная кислота, то хлорка – в зависимости от этажа и цеха.

Где техника безопасности? Почему молчат профсоюз, комсомол и партком? Кто защищает права человека в этом страшном городе? В ответ пожимают плечами: какие права, никто ж не держит. Хочешь, уезжай. Никто ж не уезжает. Зарплата, надбавки, жилье. А куда ехать? Да и на какие шиши? Вот она, цена нашей жизни…

Декабрь 1972 года. Еще командировка ЦК КПСС в Западную Сибирь, в Колпашино. Едем c новым руководителем нашего Кабинета социологии Валентиной Гавриловной Байковой изучать эффективность системы политпросвещения на местах. Вот страничка, осталась от той поездки: «Едим пельмени из медвежатины, блины с красной икрой и свежемороженую струганину из стерляди – здесь она называется «чушью», смакуем муксуна и нельму. Так тут встречают дорогих гостей из ЦК КПСС.

На «козле», крытом брезентом, мчимся разогретые нефильтрованным пивом сотню километров по снежному насту к глухому озеру дивной красоты. Нас уже ждут. Спорые мужики на морозе в 25 градусов нам варят прямо на снегу уху из сиговых, и вторичную – из осетра длиной в полтора метра. Это пока гости балуют себя подледным ловом. В горячей ухе желтый рыбий жир в полпальца. Куски осетрины такой же жирной и сочной провожаем водкой из граненых стаканов. Еда идет споро, под шутки. Отвалившись от стола, бреду по глубокому снегу, опускаюсь под пышной елкой, и проваливаюсь в сон, защищенный от мороза толстой летной курткой и унтами. Обратно мчимся на том же «козле» под матерные частушки, которые распевает с лукавой оглядкой на Валентину Гавриловну крепкий сорокалетний секретарь райкома, бывший летчик. Веселимся, воскресенье все – таки.

Между частушками говорю ему:

– Какие вы счастливые! Столько рыбы, икры! Какой богатый край!

И тут же в растерянности умолкаю. Оказывается, рыбная ловля здесь запрещена, как и охота. Угощение устроили специально для нас. Вспоминаю одесские инспекционные поездки по рыбацким артелям. Вот мерзость! У горожан этого сибирского городка, что сто лет стоит на Оби, нет своей рыбы. Ни в одном магазине. Здесь, где люди испокон веков кормились осетриной, едят привозную, из магазина, какую – то простипому и нототению. Мяса тоже ни грамма, сам заходил в магазины – пустые полки. И колбасы нет, тоже сам видел.

– Мясокомбината нет? – спрашиваю.

– Мясокомбинат есть. – Отвечает веселый секретарь. – Он может выпускать 44 вида продукции. Выпускает всего три.

– Почему?!

– Потому что своих фондов у города нет. Москва диктует. В морозильных камерах сейчас более 500 тонн мяса. Но это неприкосновенный запас, госрезерв. Как из Москвы скажут, так с ним и поступят.

– Все, что вы едите сейчас, – скажет вечером, улыбаясь, Виктор Ильич Зоркольцев, – жители Колпашина не видят. – И не забывает запереть дверь банкетного зала ресторана, в котором мы ужинаем.

Не пойму его интонацию. Сказано то ли с гордостью, то ли угодливо. Но уж никак не с упреком, это точно. В нашем банкетном кабинете особая сервировка, свой ход на кухню, свои официанты. В спецгостинице он проверит, плотно ли закрыты портьеры номера, где мы под водку лакомимся «чушью», местной строганиной.

И тогда произошел тот неприятный мой спор с Виктором Ильичем Зоркальцевым. Удивившись тому, что проблемы, с которыми с нами делился секретарь, никогда не выплескиваются на страницы газет, не обсуждается на партактивах, я спросил, почему власть держит население города вдали от действительных городских проблем.

– Скажем, Горком озабочен тем, что берег, на котором строится новый район города, затопляется рекой, что местный завод лесозаготовок производит мебель, которую невозможно вывести, так как в летнее время все вокруг превращается в болото, что местные жители не имеют доступа к реке и т. п. Ведь Колпашево не военный городок, не запретная зона, обыкновенная русская провинция. Что ж тут секретного?

Смотрю, а жизнерадостный Виктор Ильич как – то смешался, заговорил о другом, а сам наклонился к Валентине Гавриловне, главе нашей небольшой делегации. Краем уха услышал вопрос: