Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество

Хотя здесь о политике говорить было не принято, у меня все же иногда прорывалось. Нет-нет, да хотелось узнать мнение тестя. И его как-то вдруг будто прорвало:

– Не нравится? Тогда почему ты еще в этой партии?

Я вздрогнул от неожиданно раздраженного тона:

– Чтобы сделать ее лучше!

А тесть посмотрел как-будто осуждающе:

– Честнее было бы выйти. – И не дожидаясь ответа, ушел в свой кабинет. А я так и остался стоять растерянным. Сказать ему, что я все же живу по совести и убеждениям? Что мне пока хватает пространства за его спиной для выражения своего с таким трудом добываемого собственного мнения?

Да, честней было бы выйти из этой партии. Но это означало бы конец не только комфортной жизни, но и возможности приносить ту малую пользу разуму и человеческому достоинству, которой я пользуюсь сейчас порой на грани риска.

Однажды на одном из съездов композиторов в докладе Кабалевского прозвучала резкая критика Владимира Высоцкого, мы с Наташей сидели тогда в зале. Дома я не выдержал. Ну, ладно, ни союз писателей не признавал его поэтом, ни союз композиторов – композитором. Но зачем же топтать кумира поколения? И уговорил ТНХ послушать песню из фильма «Вертикаль»:

И вдруг услышал категорическое, ошеломившее меня:

– Не наш человек, индивидуалист.

Как так, не наш? А кто это «мы»? Я тогда и потом неотвязно все возвращался к этой категорической фразе, так поразившей меня. Что стояло за этим «не наш» и отделяло поэта, меня и миллионы тех, кто уже давно и крепко любил Высоцкого …от кого? Чего его «наши» так боятся? «Баньки по-черному»? «Охоты на волков»? «SOS – спасите наши души?» Да, он не пел уже, как Окуджава, о «комиссарах в пыльных шлемах», но он пел о солдатах, не вернувшихся из боя. Даже не пел, хрипел, рвался из всех сухожилий. Градус гражданственности, человеческого достоинства поднимал у всего народа. Не может быть, чтобы этого не чувствовал и не понимал мудрый, но осторожный руководитель Союза композиторов! Они там, в своем союзе безошибочно уловили смену тональности, но отсекли, как «не наше, не советское». А может, им подсказали в ЦК, не зря же там хлеб едят.

Годы спустя, уже в начале 80-х, когда на меня заведут персональное дело за пьесу о Высоцком, ту, что мы напишем вместе с 10-м классом, где будет учится мой сын, ТНХ пойдет в Политбюро ЦК и отобьет меня от исключения из рядов. Ох, не простая у него работа. Как и у всех, кто не может расстаться с иллюзиями, хоть по должности, хоть по зову сердца.

При всем при том ТНХ всегда сохранял глубокую внутреннюю порядочность в отношениях с близкими, коллегами и вообще с людьми. Он обладал жизнерадостным, ярким общественным темпераментом. В основе этого темперамента – его советскость в лучшем смысле. В личности ТНХ идеология проросла не фанатизмом, а идеалом. Он был именно советским человеком в лучшем, идеальном смысле этого слова. Он не просто верил в провозглашенные гуманистические ценности социализма, он воплощал их в своем характере, образе жизни, делах.

Ощущал ли он, как я, гниение идеологии? Не знаю. Разочарование в идеалах ленинско-сталинского социализма для него и его поколения могло привести к разрушению личности. А уж какие беды могли бы произойти с его творчеством… Это мы, те, что помоложе, уже могли отречься от прошлого. Да и то… не все и не так просто… Но когда в августе 1991-го случится ГКЧП и на улицах Москвы будут стоять танки, и мы с ним будем, затаив дыхание, слушать «Эхо Москвы», он будет готов пойти в Белый Дом и выступить с обращением к народу. Его опередил всего на несколько часов Ростропович…

ТНХ был непривычно для сурового века сентиментален. Слезы на его глазах я видел не раз на спектаклях и концертах. И тогда он мне становился дорог и понятен.

Он не был философом, во всяком случае я не видел поползновений высказывать мудрые мысли, поучать других, как это бывает у недалеких, но амбициозных начальников. Я видел его негативное отношение к модернизму, к безмелодийной музыке, равно как и к попмузыке, ибо это претило его собственному мелодийному дару. И в этом смысле он был абсолютно искренен, когда защищал музыкальные традиции.

На Шестом, кажется, съезде Союза композиторов случится этот скандал с советским авангардом. Мы с Наташей присутствовали на отчетном докладе. В нем была дана негативная оценка семерке членов Союза, композиторам-авангардистам, которые без согласия Союза выступили на каком-то западном фестивале со своей музыкой. Секретариат дал свою негативную оценку даже не музыке, а поступку. Никаких оргвыводов не последовало. Но через много лет, в годы перестройки этот доклад сравнят со ждановской статьей 48-го года. Что по своей сути будет похоже на запоздалое сведение счетов. ТНХ будет тяжело переживать травлю…