Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество

Писал диссертацию, выросшую из лебедевского семинара «Кино и зритель». И из увлечения киноклубами, возродившимися в 60-е годы. Киноклубников питала любовь к кино не как к развлечению и мелодраме, милыми сердцу массовой аудитории, а как особому киноязыку, дававшему пищу уму и воображению. Многих, независимо от возраста, образования и социального положения привлекали фильмы остросоциальные, философские, критические. Задача была разглядеть эту социальную группу и описать как вполне определенную, заметную страту в обществе.

Милая, приветливая Людмила Пажитнова из «Советского экрана» звала разбирать анкеты с ответами читателей, и я оттуда черпал массу полезного для себя материала. Работа была почти готова, когда в Польше начались студенческие волнения. Секретным постановлением ЦК ВЛКСМ всякая активность вне комсомола была тут же объявлена политической инфекцией. Киноклубы, естественно, тоже. Автоматически была закрыта и моя тема. Два года работы насмарку.

Зато объявлена новость: в стране развитого социализма создана некая историческая общность – единый советский народ. Ура! Какие там в самом деле самостоятельные социальные страты, группы? Были два класса, капиталисты и угнетенные. Капиталистов ликвидировали, остался один класс. Ну, не угнетенных же! Единая общность советский народ.

Спустя почти полвека лет придет мне в далекий Лос-Анджелес весточка:

«Да, Игорь Евгеньевич, я – тот самый Аркадьев. Горько слышать формулировку „выброшен за ненадобностью“, и конечно, Вам виднее, это же Ваши ощущения, однако даже если я – единственный Ваш ученик, преисполненный благодарности к Вам, то у горечи Вашей есть и смягчающие оттенки. Потому что Вы (в том числе – и Вы) терпеливо лепили из меня, провинциального мальчика – несмышленыша, существо, способное отличать черное от белого и отвечать за собственные слова и деяния, и Вы творили это с человеческой деликатностью и иcключительно редким преподавательским мастерством. Еще раз – спасибо Вам».

То, что такие слова сказаны не на панихиде, дорогого стоит. Может быть это и было моим призванием – преподавание? Что может быть лучше всегда быть для кого-то авторитетом? Видеть молодые лица и быть готовым ответить честно на их вопросы? Но тут же возникал этот удручающий образ: ездить всю оставшуюся жизнь от Смоленки до ВДНХ и обратно? И так год за годом? Вспомнилась тоска посреди Тихого океана. Нет! Снова хотелось большего. И судьба не подведет, не обманет, когда придет новое время, время наконец-то настоящей жизни. Но до этого оставались еще долгие тягучие годы, в течение которых неугомонный бес жажды деятельности будет толкать к новым и новым вызовам и приключениям.

Теперь, пожалуй, пришло время рассказать и о переменах в личной жизни. Тот самый одесский Валерий Цымбал, теперь студент Ленинградской Академии художеств, привел меня в тот дом еще в те времена, когда я жил в гостинице «Юность», комплектуя для Каратау агитбригады консерватории, ВГИКа, библиотечного института.

– Пойдем с Алкой к ее подруге. Посидим, выпьем.

С бойкой насмешливой однокурсницей Аллой Каженковой он знакомил меня еще раньше, когда «Луганск» пришел после Кубы в питерский порт. Я тогда и не заметил, как отрез на костюм, с которым я шел к портному, быстро пошел ей на платье. Теперь Алка в Москве, она помнит наши короткие встречи. Ну, пошли. Ее подружка Наташа – ладная, стройная, загорелая, художница или киноактриса, не понял. Квартира большая, длинный темный коридор, в конце его комната, куда нас и пригласили. Подружки щебечут, мы с Валерой молча вино потягиваем из своих бокалов. Чтобы включить нас в разговор, насмешливая хозяйка шутя присела мне на колени, держа бокал и продолжая незаконченную мысль.

Сижу красный, как рак, лепечу что – то. Руки куда деть, не знаю. Коленки круглые, вот они, но мы ж в приличном доме. А хозяйке смешно. Вроде, морской волк, а стесняется.

– А правда, что вы бывали в кругосветных путешествиях?

Вдруг исчезла неловкость, стал вспоминать: и про Сингапур, где солнце не отбрасывает тени, и про зиму в Бразилии, где босоногие бегают пацаны в меховых куртках на голое тело, про веселых ребят в Сан – Пауло, которые вытащили бумажник с валютой за год, дружески похлопывая по спине, и про круглых, как веретено, летающих рыб, падающих с неба на горячую палубу, как приноровились мы из них делать растопыренные чучела, и про губительную силу цунами, когда океан вдруг и молча вертикально встает перед тобой, закрывая небо и накрывая, как бы заглатывая любой величины судно, и про Южный Крест в черном бархате южной ночи, про неумолчный гул дизелей и вспученный винтами пенистый белый след за кормой – днями, неделями, годами, и про друзей, тех, кто уже никогда не вернутся из дальних рейсов…