Евгений Пекки - Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад

– Пожалуй, – согласился дед, развернувшись.

Морпех схватил его за отвороты телогрейки, прикидывая, очевидно, как лучше свалить.

– Бить я тебя не буду, старый ты, а вот поклониться мне придётся, – пьяно ухмыляясь, проговорил верзила в форменке.

– Крепко держишь, и не вырваться, – вдруг съехидничал дед. Руки его висели вдоль тела.

– Что он делает? – Со страхом подумал я, – зачем злит? Ведь парень-то здоровый и выше деда.

– Крепче держи, а то не удержишь, – снова сказал дед, слегка отступая назад.

– Удержу, – сквозь зубы выдавил морпех.

У него даже пальцы побелели… Вдруг дед рявкнул ему в лицо, да так, что вокруг все вздрогнули:

– Полундра!

Сам он схватился за форменку со значками, которые полетели на землю, и резко, спиной, опрокинулся назад, под горку. Правая нога его упёрлась в живот морпеха. В момент, когда дед лопатками, с согнутой колесом спиной, коснулся земли, я увидел, как его правая нога с силой разогнулась. Противник перелетел через него и грохнулся во весь свой рост. Дед же, перекатившись через голову, вскочил на ноги и встал над поверженным, со сжатыми кулаками.

В это время на горушке, ближе к пивной, где стояла толпа растерянных зрителей, раздался крик:

– Бей их, мужики!

Началась драка. Хотя на драку мало похоже. Было избиение. Золотозубому вожаку дали в ухо, и его кепочка серым блином покатилась по земле. Когда он хотел ответить обидчику, его ещё раз ударили, по затылку, так, что он упал на колени, и тогда его начали бить сапогами деревенские мужики. Видно было, что он здесь всех достал. Двух малолеток, что были с ним, нахлопали по ушам и выпроводили пинками.

Минуты две морпех ничком лежал на земле, видно, расшибся о каменистую горку. Открыл глаза, перевернулся на спину и увидел деда в стойке.

– Сынок, ты не расшибся? – участливо спросил дед.

– Ни хрена себе, музыка, – пробормотал тот, мотая головой, – а ты, дед, не прост.

– Извиниться не хочешь?

– Ну, извини…

– Не «ну, извини», а «извините, пожалуйста»… – Увидев, как сверкнули глаза поверженного, а мышцы плеч начали перекатываться под форменкой, добавил, – не извинишься, будешь лежать на земле, я лежачих не бью, но встать не дам.

Толпа, бросив лупить золотозубого, сгрудилась вокруг них.

– Извинись лучше, Василий, неправ кругом, – крикнул кто-то.

– Извините, бес попутал, – сдался дембель.

Послышался тяжёлый треск, и у чайной лихо развернулся милицейский мотоцикл. Милиционер в синей форме, с серебряными погонами старшего лейтенанта, обутый в хромовые сапоги – понятно, что явился участковый.

– Что за шум? – спросил он.

Мужики загалдели, каждый по-своему объясняя происходящее.

– Всё, помолчите, сам разберусь.

Мужики замолкли. Он подошёл к фиксатому, который вытирал кровь с лица носовым платком.

– Что, Петя, выпросил, наконец, у населения благодарность?

– Ничего, это сегодня они храбрые – «энкаведешника» откуда-то чёрт принёс, а там опять на моей улице праздник будет.

– Посажу, и не будет у тебя никакого праздника, а сплошные трудовые будни на зоне. Что тут за «энкаведешник» объявился? – спросил он, подходя к деду.

Я понял, почему татуированный так назвал деда. Защитного цвета телогрейка и чёрные суконные галифе, заправленные в блестящие сапоги, сбили с толку блатаря. Участковый только приложил руку к козырьку, намереваясь потребовать документы, дед вдруг бросился к нему.

– Ревенко, ты?

– Дмитрий Петрович, отец родной. Да ты ли это?

– Как видишь.

– Опять воюешь?

– Пришлось, хоть и не хотелось.

– В гости заходи, хозяйка рада будет.

Он заметил морпеха, который собирал с земли потерянные значки.

– Васька, а ты тут что делаешь? Всё не нагуляешься? Ведь третий день пьёшь. Мать стол накрыла, невеста с родителями к вам пришла, а ты с шелупонью этой связался. А ну, садись в коляску.

Через минуту мотоцикл укатил, треща и воняя выхлопом по посёлку. Мужики вернулись в пивную обсуждать происшествие. Сели за стол и мы. Пока старики пили своё пиво, я опустошил бутылку крюшона, и мы поехали на Руське к Якову домой.

– Дед, что за приём ты показал этому парню? Это что, самбо?

– Не знаю, я самбо не изучал.

– А что же это?

– Такая борьба у японцев, джиу-джитсу. Говорят, у китайцев похожая есть. Этот приём «томоэ нагэ», по-японски, называется. Если перевести, будет, примерно, как «полёт вдвоём».

Я слышал мимолётом, что была борьба с таким названием в начале века. Но нас всегда уверяли, что самбо, изобретённое в Советском Союзе, гораздо лучше. О восточных единоборствах и слышно не было.