Антон Васильев - Витая в облаках. Лирический дневник

так зыбко и хрупко нас существованье!
потухшая трубка без истолкованья
рассеянно спросишь: а было ли лето?
разлюбишь и бросишь два слова привета
уйдёшь в неизвестность ночного тумана —
вся в чёрном невеста моя и романа

одиночество – хуже смерти:
ты живой, но живёшь один,
в окружающей круговерти
сам себе и отец и сын

одиночество – это мука,
одиночество – это страх,
одиночество – это мука
белых льдов высоко в горах

и ничем это не развеять,
если некем тебе помочь,
нету сил даже просто верить,
если день превратился в ночь

ну и что, что зима? и за это спасибо
сердцу вовсе не легче томиться в июнь,
егда липа цветёт и вся светится, либо —
когда дети смеются, а сам ты не юн

ну и что, что ветра заметают оконце
и покрыта, как саваном белым, земля?
почерневшей в сомненьях душе с неба солнце
слепит с болью такой, что и молвить нельзя

ну и что, что один? значит, это так надо
для усердной молитвы на время поста,
недопитый бокал и кусок шоколада
со стола мной не убраны здесь неспроста

ещё женщины след есть в дымке сигаретном,
а мы с нею простились опять навсегда,
но не факт, что счастливее буду я летом,
пахнет липа любовью и светит егда

ночная сказка за окном:
мерцающие звёзды,
что в твердь, развёрнутую дном,
вколочены, как гвозди,
рукой небесного отца
навеки безконечно,
молитвословят без конца
в пути возвратном млечном.

похож на сон молчанья мiръ,
где тени, словно души,
и тихой музыкою мир
течёт в глаза и уши,
и снегом, словно серебром,
осыпаны избушки,
и поминаются добром
и серый волк и пушкин!

чуть где выступ – занесёт,
чуть кто встанет – припорошит…
видно, год не даром прожит,
если радость день несёт!

из заутреннего снега,
с утренней пороши я
всю слепил тебя и нега
разлилась хорошая

я катал тебя руками,
по бокам похлопывал,
вместо сердца ставил камень
и кругом притоптывал

твои глазоньки смешные —
угли зацеловывал,
и смеялися вершиной
дерева еловыя

я дышал тебе на ушко,
ласково пришёптывал:
здравствуй, девушка-старушка,
ты нерасторопная!

не грусти морковным носом
и ведра не сбрасывай,
буйным ветрам и морозам
сказок не рассказывай

снежной бабы бабьей доли
уж чего уж лучше:
нет ни горести, ни боли,
ни судьбы заблудшей…

пусть снег идёт в средине декабря,
пусть дождик льёт в скончании июня,
и красный лист в начале октября,
и май цветёт, всё солнышком малюя!

а в январе пусть будет ёлок блеск,
пусть в феврале покроют их метели,
и половодья пусть апрельский плеск
уносит всё в пасхальные недели…

так на руси святой заведено
от первых дней судьбы её творенья.
ещё одно о том стихотворенье,
ещё в любви признание одно

вновь новый год без обновленья
грядёт в отчаянных звонках,
и чья-то иноходь оленья
сквозь вьюгу блазнится, тонка
что ж! наряжу, пожалуй, фикус
озябший, пыльный и немой,
и позову, пожалуй, вику,
коль скоро нет тебя со мной,
и прогуляюсь по арбату,
который «старым» не зову,
но обращаюсь как к собрату,
презрев нашествия молву
и, пересчитывая деньги,
найду, быть может, на ларёк,
где лазуритовые серьги
глядят, как искренний намёк
и, поглазев в ответ печально,
промямлю, булку прожевав:
«с тобой общаюсь я астрально
и не нарушу наш устав!»
затем, возможно, у филиппа —
в тепле и свете постою
плохой печатью с контратипа,
которой больше не таю,
и, разомлев от благодати,
поставлю свечи у икон…
как много зим, порядком датый,
я мимо церкви шёл окон!
но – слава богу – мир огромный
его не более любви;
я возношу бокал скоромный
и пью за вас, тоской обвит

убивают поэтов нечасто,
но, когда погибают они,
понимаешь, как много причастно
к совершённому в чёрные дни
да, трещали в крещенье морозы,
и дымился в чаду «англетер»,
когда чёрные алые розы
бросил некто и в ад пролетел
да, заплакали звонницы звоном,
как на выстрелы отозвались,
и над сценою как над амвоном
птицы чёрные взрезали высь —
потому что всё в мире причастно
к совершённому в чёрные дни…
убивают поэтов нечасто,
потому что так редки они!