Антон Васильев - Витая в облаках. Лирический дневник

редок снег и небо бледно,
лист берёзовый дрожит;
так вокруг темно и бедно,
что без рюмки не прожить.
одиношенькая муха
бьётся, дура, об окно,
опостылевшая мука
бьётся с мухой заодно.
тишина стоит в деревне,
и вороны не слыхать,
стынут голые деревья,
зябнет стынущая гать.
в доме холодно и пусто,
два портрета на стене
смотрят друг на друга грустно.
и не вспомнят обо мне.

почернели осенние листья,
породнились с холодной травой,
потерялась тропиночка лисья,
никого – над моей головой.

лишь одна на кусту невеличка
не мигая мне в душу глядит,
да за лесом гудит электричка,
о тоске своей бабьей гудит…

вокруг меня по комнате не строки —
летают вкруг отдельные слова,
порой божественны, порой совсем убоги;
от них гудит как принтер голова.

порой сверкнёт блистательная рифма,
порой сравненье меткое мелькнёт;
строфой классической классического рима…
обычной мухой свалится и ждёт.

а дальше – что? сидеть, чесать в затылке,
разгадывать йероглифы судьбы
и видеть истину на дне пустой бутылки?
иль говорить: «вот если б да кабы!»

таков удел твой, честный стихотворец,
обязан быть ты искренним всегда;
не можешь, как шекспир, моги как юнна мориц,
на каждое «нет-нет» ответь: «конечно – да!»

давно ждёт снега русская душа,
теплом осенним сердце истомилось,
спешит сказать язык карандаша,
что автор призывает божью милость.

ему так хочется небесной белизны,
он всё надеется на духа обновленье,
он так устал смотреть плохие сны
и останавливать чудесное мгновенье!

но небо ждёт отмашки с облаков,
они застыли в строгом ожиданьи…
не разжимая сжатых кулаков,
изнемогаю в рушащемся зданьи.

вышел он с гастроскопии,
словно заново рождён:
«ослепили, оскопили!» —
оскорбился; возмущён
был назад всего мгновенье,
но, увидев белый свет,
просветлел на удивленье.
– ну, чего? – спросил сосед
с койки справа. всей палате
интересно: как и что?
– как при понтии пилате!
– то есть, с понтом, что ль? – а то!
тот, что слева, растерялся:
– я не понял ни черта!
– ну, короче, со-распялся
и сошёл, аки с креста…

за лето выросла ива
и под окном шумит,
растрёпанная красиво,
жалуется, не спит

было тепло, было ясно
иве на свете всё,
красное было прекрасно,
как бы сказал басё

осень с дождём и со снегом
листья хватила льдом,
и зашептала сленгом
ива, да неладом

сыплются битые стёкла
ветром открытых рам.
вот она и умолкла,
певшая по утрам

в этот день начинается утром зима,
покрываются льдом придорожныя лужи,
вылезают от страха глаза у сома,
ибо чувствует он приближение стужи

кости ноют у деда от воинских ран,
им полученных где-то на тёплом босфоре,
перелётные птицы из северных стран
опускаются плавно на мраморном море

в этот день достаётся из шкафа пальто,
и пронзительно пахнет в дому нафталином,
и не хочется выйти из дома, зато
что-то тайное чудится вам в обозримом

ошибаетесь вы телефонным звонком,
невпопад говорите и скороговоркой,
и не видите прошлого лета ни в ком,
и с хрустальною рюмкой томитесь за горкой 1 1 шкафчик из красного дерева, со стеклом, где хранят дорогую посуду

две бродячие собаки
собрались на пустыре,
в аллюминиевом баке
кипячу на ноябре

пролетает в небе голубь
между зданий наугад;
воскресенье, и ни в школу
не ведут, ни в детский сад

хорошо ещё, что топят
трубы стен и батарей;
мне подсказывает опыт
полусотни декабрей,

что мороз сейчас ударит,
словно смерть со всех сторон:
на закрывшемся базаре —
туча чёрная ворон

он всё идёт – какая радость,
он всё идёт – какая грусть!
какая надобность и надость
тебе, полуночная русь?