нет меня счастливей и несчастней,
краткий миг – подаренный мне век,
имя мне: разумный человек,
в мире нет добрее и злорадней
в ночь, когда глубокий снег и слякоть,
и в окно моё чуть брезжит свет,
у меня не только веры нет,
нет и просто мужества – заплакать
памяти валерия беляковича
московский журнал со статьёй бондаренко
упал, словно «знамя», из рук
успел я помыслить чего-то маненько,
и стало всё тёмно вокруг
узрел я вдруг сцену грядущего мхата,
где вышла на рампу сквозь дым
актёрская муза, бледна и лохмата,
с артистом одним молодым
очами безумно по залу блуждая,
истошно вскричала она
и, страх первобытный в партере рождая,
прошла звуковая волна,
а следом взорвался неистовым роком
висящих конструкций металл
и вздрогнул, внезапно настигнутый роком,
и бросился в стороны зал
бегущих, однако, огнями слепили
и избивали в дверях
командировочные голосили,
словно носясь на сносях
но громогласное веское слово
их доставало во тьме
и возвращало на место, и снова
свет померещился мне
снова открыл я статью бондаренко,
точно очнулся от сна
только немного дрожала коленка,
осенью словно весна
написал стиховъ гораций
не сказать, чтобы гораздо,
но один узнавши стих,
я понял, что я не псих…
«ты – как живопись, о, муза, —
начертал он вкруг арбуза, —
чем подальше отойдёшь,
тем гораздей и найдёшь!»
он имел ввиду поэмы
и раскрытье главной темы.
мол, что рядом и вблизи
нам не видно, собрази…
а всё то, что вдалеке,
видно словно на пеньке.
ведь и сам гораций то ж
всё значимей, как уйдешь…
восход взошёл, на запад закатился
закат священный,
словно из земли
святое слово
глухо прозвучало
нездешней речью
древнею, как небо
о, боже праведный,
о, боже милосердный,
нам посылаешь ангелов
снегами,
снегами белыми и чистыми,
как звуки
молчанья белого,
молчанья твоего!
идёт зима над русскою землёю
сторицей полною нам, боже,
воздаёшь
за все страдания,
за грешные молитвы,
за битвы тихие,
за будущий исход…
восход взошёл, на запад закатился
закат священный…
будет ли ещё?
мы с тобой сидели в ресторане
и беседу мирную вели,
а ветра сугробы намели
на сердца, израненные ране
мы косились молча на грузин,
а девчата выручку считали,
но под грузом грустных лет и зим
мы стихи весёлые читали!
горьким пивом горькую запив,
мы в душе почувствовали сладость,
словно к нам вернулась наша младость —
мы счастливый слышали мотив…
если нет христа,
если нет креста,
то земная жизнь
как стакан, проста,
как стакан, чиста,
как стакан, пуста,
если нет креста,
если нет христа
уйти туда, откуда нет возврата,
врата открыты настежь, ангел мой,
мы только что ему отдали брата,
и он уж не придёт к сынам домой
уйти туда – нехитрая наука,
потом уйдут и те, кто неучён;
как здесь остаться – в этом, парень, штука,
тем паче тем, кто глух и не влюблён
сегодня – праздник зимнего николы,
чуть-чуть забрезжил над страною свет,
а младшие бегут уже из школы,
и старшие им матерятся вслед
такая жизнь; и тягостно и грустно,
и надо лямку всё-таки тянуть,
писать роман и изъясняться устно,
чтоб в немоте своей не утонуть
была бы вера с зёрнышка от мака,
я б переставил серые дома
куда-нибудь от озера; однако
они стоят как «ленина» тома
помолимся, чтоб кто-нибудь вернулся
и показал нам раны под ребром,
нас обнял как детей и улыбнулся,
осыпав снегом, словно серебром
помолимся морозному николе,
чтоб он всегда во всём путеводил,
и чтоб не остывала печка в школе,
где слово «богъ» я с ером выводил
неужели липа зацвела?
ведь вчера ещё была, казалось,
вся земля позёмкою бела,
и зимою время называлось.
но – цветёт, душистая как рай,
вопреки сердечному неверью,
благодатно освящая край,
где стоит христос за каждой дверью..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу