Александр Муниров: Немного пустоты

Пока Шаманка соображала, что происходит, я ее разглядывал – темные дреды, курносый нос, длинный черный плащ, перчатки через пояс. Сплав современности и некоторой английской чопорности. Индейского вида замшевая сумка с цветной бахромой, из которой, через приоткрытый замок, торчали черные вороньи перья.

– А есть какие-то причины для того, чтобы было не в порядке? – наконец спросила она.

Друга выдавать было нельзя.

– Наверное нет. Уверен, что это просто мои домыслы, извини, что я так… раз все в порядке, я пойду. Рад был в этом убедиться, – я повернулся и выдохнул.

– А ты разве не в другом направлении шел?

– Я шел тебя искать. Других дел в этой стороне у меня нет.

– Хочешь кофе? – совершенно растерянным голосом произнесла она.

Так все и произошло. Так просто, что даже странно.

– Значит, она – Шаманка? – спросил позже Скрипач, – а почему именно Шаманка?

Он забежал после репетиции в мой офис попить кофе. Я снимал помещение под самой крышей в одном из новых бизнес-центров, поставив туда два электронных пианино для учеников, чайник на кухню и диван, на котором спал в те дни, когда не хотел ехать домой.

– Она сказала мне, когда мы все-таки разговорились, что в роду были шаманы и сама она кое-что видит и чувствует. А еще, у нее дома кругом висят разные ловцы снов, перья, мандалы… я не очень в этом разбираюсь. И живет черная кошка.

– Любишь ты навешивать ярлыки на людей. Ну хорошо, она – Шаманка, а ты тогда кто в этой супернатуральности?

– Я? Я – инкуб. Ты же знаешь.

Скрипач рассмеялся так, как смеется только Скрипач – весело и, одновременно, едко.

– Скромно. Инкуб, очаровывающий Шаманок.

Сквозь щели в жалюзи пробивался солнечный свет, отражавшийся от жестяных крыш офисов пониже. Если выглянуть наружу, то кроме поля крыш и неба отсюда ничего не было видно, до самого горизонта.

– Просто инкуб, – сказал я, – играющий на чувствах во имя своих мерзких потребностей. Пожирающий души несчастных. Или что там обо мне говорили?

– Ты бы поискал в словаре значение слова «инкуб», – Скрипач макнул печенье в чашку с чаем, – а то несешь какую-то ерунду.

Я только пожал плечами и придвинул к нему поближе тарелку с конфетами. Из нас двоих Скрипач был хроническим сладкоежкой, словно в детстве ему, а не мне, недокладывали шоколада.

– Когда к тебе придет следующий ученик? – спросил он.

– Через десять минут. Но ты не торопись, она позвонила и сказала, что опоздает.

– Тоже бестолковая?

– Наоборот. Такая же умная, как и ты. Возможно даже еще умнее.

– Ммм… – глубокомысленно захрустел конфетой Скрипач, – ну и что Шаманка? У вас уже что-то закрутилось?

Мой нелюбимый вопрос.

– Я вообще-то за ней слегка, скажем так, присматриваю.

– Вот как это нынче называется, – Скрипач развернул еще одну конфету, насыпав шоколадных крошек на стол, – скажи мне, сердцеед ты этакий, вот что: Есть у меня на примете одна девушка. Красивая, добрая, умная. Хорошая просто во всем. Скромная, в отличие от тебя. Мне очень нравится. И я ей, как будто бы, тоже. Но ведь так не бывает, правда? Должен быть в чем-то изъян?

– У всех есть изъяны, даже у тебя. Вон, ешь как… свинтус.

– Ну это понятно. Просто раньше я в каждой видел что-то такое, что невольно отталкивало. А в этой ничего подобного нет. Мне даже жениться захотелось.

Я хмыкнул. Скрипач на каждой из своих пассий мечтал жениться, но каждый раз забывал о том, что еще несколько месяцев назад говорил то же самое о прошедшей любви.

– Ты уже и предложение сделал?

– Нет, но кто знает, когда… – Скрипач изобразил то, что должно было выглядеть мечтательной улыбкой, – ты бы посмотрел на нее своим инкубским взглядом.

Я чуть чаем не подавился.

– Что?

– Ты же лучше меня разбираешься в женщинах.

– Я вообще не разбираюсь в женщинах!

– Ты, главное, посмотри, но не очаровывай.

– Ты – интриган, – прокомментировал я его затею.

Интриганом Скрипача можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Он был чрезмерно порядочным и верил в чистую любовь, причем так сильно, что заражал этим окружающих, включая даже редких девушек, правда очень ненадолго. При этом, словно в отместку за свою, в общем-то, положительную черту, он подозревал всех окружающих? и меня в частности? в черных делах. Например, в том, что я сплю со всеми ученицами.

– А почему у тебя занимаются одни женщины? – раз за разом приводил он свой основной аргумент. Я пытался объяснить, что дело не в моей скотской сущности. Говорил, что пианисты-мужчины, хоть и достигают, согласно статистике, больших успехов, чем женщины, но в основной своей массе, гораздо более редки. Говорил, что у нас, в целом, культивируется образ пианино, как женского инструмента и что женщины, которые занимаются музыкой, потому и предпочитают пианино, скажем, перкуссии. Причем идут они именно к репетиторам, вроде меня, хотя с ними особых успехов не добьешься. Репетиторы нужны для закрепления навыков и отработки техники, в качестве поддержки в основной учебе, но никак не для развития. Причем они все это знали и все равно шли сюда, каждая по своей причине. Но ни одна за сексом.