Михаил Гаёхо - Мост через канал Грибоедова

– Я не только садист и маньяк, но, кажется, еще и клептоман, – бормотал Носиков покаянные слова и шел по улице. В кармане у него была коробка с детскими акварельными красками.

Носиков только что был в гостях по какому-то случайному поводу и там на комоде увидел эту коробку. В доме был маленький мальчик, который рисовал красками. Его рисунки висели на стене в коридоре и в других местах.

Носиков, когда был маленький, тоже рисовал красками и даже хотел стать художником. Но тогда же, в детстве, он бросил рисовать и с тех пор не брал красок в руки.

А эту коробку взял – протянувшейся непроизвольно рукой, – хотя спокойно мог такую же купить в магазине. Такова уж рисковая натура клептомана.

В магазин Носиков все же зашел, чтобы купить бумагу и кисточку, а дома принялся рисовать. Он рисовал динозавров – тех, которых знал по старому альбому художника Буриана. Чтобы не смешивать краски, Носиков каждого динозавра рисовал одним цветом. Они выходили у Носикова красными, синими, зелеными.

По неопытности Носиков не мог нарисовать большого, то есть в полный бумажный лист, динозавра. Он рисовал маленьких, для которых требовалось несколько коротких мазков, которые иной раз могли устроиться на бумаге более или менее приемлемым образом – дело скорее случая, чем умения.

Маленьких на листе помещалось много – иногда целая толпа ящеров, бегущих по листу справа налево

или в другую сторону.

P.S. Среди динозавров Носиков изобразил также гигантскую (два с половиной метра) птицу диатриму с птенцами.

P.P.S. Птицы, особенно некоторые, не многим отличаются от динозавров, тоже некоторых. Общими могут быть голос, походка, даже вкус мяса, как установили ученые. Клюв, прямой или крючковатый, впервые мы встретим у динозавров, и красивые яркие перья, хоть и непригодные для полета, и птичьи лапы с когтями.

P.P.P.S.

У этих летающих ящеров на затылке большой гребень, в этом особенность их силуэта.

Главное – чтоб была стена, а на стене – картина.

Носиков решил устроить вернисаж. Он выбрал место на набережной канала Грибоедова – у того спуска к воде, где однажды встретился со своими восемью нитголлохами, еще не зная, кто они такие. Теперь никто из них не мог даже во сне попасться ему на дороге. Носиков рад был этому, но было чем-то и грустно.

Приходили другие люди – повернутые в правую сторону цуремухи, и в левую – донироты. Они наливали из бутылок, предусмотрительно расставленных Носиковым на маленьком столике, закусывали бутербродами. Смотрели на рисунки, которые Носиков прикрепил к гранитной стене. Каждый рисунок был аккуратно оправлен в раму. Здесь, на стене, они были уже не маленькие, а в размер полного листа, в красках с полутонами и мелкими деталями пейзажа на заднем плане.

«Клёво, старик», – говорили цуремухи. «Твое здоровье, – говорили донироты. – Творческих дальнейших успехов». И чокались пластиковыми стаканчиками без звона.

Но один был, который не говорил и не чокался, а посмотрел на рисунки и молча ушел. Это был пачедлох (художник) в зеленой фетровой шляпе. Носиков пошел следом.

Пачедлоха, художника в зеленой шляпе, Носиков видел два раза.

Первый раз он залез к Носикову в окно, спасаясь от какой-то погони. И тут же исчез обратно.

Носиков успел только позавидовать его умению исчезать, а спросить ничего не успел.

Второй раз он появился на вернисаже, который устроил Носиков, и был там в своей шляпе как таинственный незнакомец среди прочих цуремухов и дониротов.

Носиков хотел спросить, рисует ли пачедлох динозавров, хотя на самом деле собирался спросить что-то другое. Но художник молча ушел, оставалось только пойти за ним следом.

Они шли по набережной, которая как-то очень быстро кончилась. Теперь Носиков шел по коридорам длинного дома, и уже не следом, потому что художник исчез, и его не было видно, а шел сам по себе, но в какой-то степени все-таки следом, потому что в дальней комнате увидел того, за которым следовал.