Михаил Гаёхо: Мост через канал Грибоедова

Носиков смешал ингредиенты и плеснул из стакана. И тут же чья-то рука протянулась снаружи и ухватилась за раму картины. За одной рукой – другая, потом возник весь человек, голый до пояса, но в зеленой фетровой шляпе с широкими полями.

Рама треснула, и человек упал на пол. Он тут же вскочил, взмахнул рукой, по картине расплылось синее пятно (какие-то чернила были у него наготове). Носиков успел увидеть на холсте усы и фуражку с кокардой – лицо преследователя, возникшее и тут же скрывшиеся под слоем синего цвета.

– Какому, интересно, цуремуху пришла в голову эта проверка документов на мосту? – Человек посмотрел в сторону Носикова. – Понимаю, конечно, – пробормотал он, – что не всякий может контролировать то, что ему приходит в голову.

Он достал из сумки на поясе кисть и краски, и Носиков понял, что это художник, а если художник – то, наверное, тот самый.

Художник (может, лучше было бы повернуть слово в летнюю сторону и сказать «пачедлох»?) тем временем достал из сумки, которая у него была на поясе, кисть и краски и занялся делом. Он водил по холсту кистью, и ложащиеся мазки, кажется, сами собой продолжали течь по холсту, находя себе точное место и обретая форму.

Носиков смотрел. Крыши домов, не тронутые чернильным пятном, остались, как были, но сами дома теперь скрывались за написанными поверх пятна густо стоящими деревьями – словно лес подступил к стенам.

– А я использую специальную смесь, – сказал Носиков, – «Каберне» и «Столичная», очень действует. Не сам придумал, но мне подсказали.

Пачедлох посмотрел на результат своей работы и повернул лицо к Носикову.

– Смотри за тем, что приходит в голову, – сказал он и выскочил в окно – в нарисованный лес, густые кусты. Ему, значит, не нужно было никакого специального зелья. Носиков только завидовал.

P.S. Краска, которой написан был лес, скоро начала осыпаться, и картина потеряла вид. Она уже не была окном первого этажа, и Носиков выбросил ее в мусор.

В музее Носиков рассматривал картину Репина «Бурлаки на Волге». Картина была знакомая. Носиков с облегчением увидел, что ничего в ней не изменилось, хотя, кажется, с чего бы чему-нибудь было изменяться. И никто из бурлаков никакой стороной лица не был похож на Жваслая, хотя к этому тоже не было никакого повода.

А богатырь на картине Васнецова был похож. Носиков смотрел на него с разных сторон, и с любой стороны это был Жваслай (он же Чсок-вой), и оба его профиля чудесным образом оказывались соединенными вместе. С самого начала так было или позже нарисовалось? Впрочем, не все ли равно, до Жваслая Носикову как-то и не было дела. Он хотел найти Дашу. И два страшных старика (сегодня их было только два) – наследство ушедшей – в открытую шли за ним следом, они тоже хотели. Один старик время от времени чихал, другой кашлял. «Я, наверное, простудился», – подумал Носиков.

Искать было трудно среди многочисленных подобий: девочек, девушек, женщин, иногда бросающих взгляд из толпы, а иногда позирующих с серьезными лицами. Девушка в лодке – это была Даша, узнавал Носиков издали, дама на лошади – тоже была она. За той и за этой, чувствовал Носиков, стоял общий для всех темный неоформленный образ, притягивающий внимание, но когда Носиков останавливался у картины, изображенное на ней лицо словно поворачивалось другой стороной, утрачивая признаки первоначального сходства.

Носиков начинал сомневаться, способен ли он узнать Дашино лицо во всех его возможных вариантах от девочки до, быть может, старушки. В своих поисках он уже проходил несколько раз по одним и тем же местам. Носикову даже начинало казаться, что богатырь Жваслай, если подходить к картине справа, подмигивает ему одним глазом.

Тогда он решил положиться на страшных стариков, которые могли помнить свою прежнюю хозяйку. Их уже было трое, которые следовали за Носиковым. Один, как уже говорилось, чихал, другой – сморкался, а третий вытирал пот со лба.

– Ну вот что, – сказал Носиков. – Вы ходили за мной, а теперь я пойду за вами. Ведите меня, куда знаете.

Они пошли, как бы взяв след, и остановились у картины Репина «Садко».

Носиков погрузился взглядом в картину. Там под водой шли морские девы. В длинных платьях и шляпках разных фасонов, которые почему-то не всплывали наверх, как полагалось бы шляпкам.

Последней в процессии шла она. Сперва скрытое за толщей воды лицо казалось незнакомым, Носиков вглядывался в него недоуменно. И вдруг узнал – это точно была она, Даша. Но радости узнавания не было, только усталость от ненужно потраченных усилий. Он глядел на картину, как сквозь стенку аквариума: чуждый подводный мир, чуждый образ, далекий от того, который представлялся в уме, чуждое, в сущности, существо – рыба, птица, сирена, русалка.