05.06.09
Федотова вернулась из Склифа. Смеется. Не жалеет о случившемся. Удовлетворенно вспоминает, как муж сказал: «Я люблю тебя!», прежде чем, приблизившись к судебной решетке, поцелуем передал метадон.
Вольнонаемные получают зарплату с 1 по 6 по окончании отработанного месяца. И вот я получил за охрану покоя граждан 10 тысяч р. + 7 тысяч р. «мэровских». В советское время мы, психиатры, жили как боги. Получали на 1,5 ставки 450 руб., когда городской терапевт имел 120, за вычетом налогов – 98. В Камышине мы исключительно на такси и ездили. Камышин – город невест. Текстильная фабрика имени Косыгина, ты сказка, инкубатор счастья! А камышинское медучилище?! День медработника: в единственном ресторане Камышина за столом мы, два молодых психиатра, и двадцать юных медсестер. Они дрались за танец с нами, пинались коленками и каблуками под столом. У меня была интимная связь с тремя с того вечера. Не за раз, поочередно. С приятелем мы менялись. Очарование расцвета советской психиатрии. А политзаключенные в психбольницах? В моем отделении из 106 больных только двое шли по 58-й статье (антисоветская деятельность и пропаганда). Всего было шесть отделений. Вот и считайте. При Горбачеве спец под давлением Запада закрыли, психиатров разаттестовали. Тогда я тоже работал вольнонаемным. Врачи уехали в Волгоград, кто куда. Вместо спеца открыли женскую зону, как прежде. Осмотрелись, жизнь заставила вернуть спец. Старые врачи, которые «утяжеляли диагнозы» (на самом деле, как и теперь, больные приходили с диагнозами Серпов), попали в какие-то страшные ругательные Белые евросоюзные книги. Врачей вызывали в Волгоградский облсовет «ознакамливаться». Молодежь аттестовалась и продолжила дело.
У окошка кассы нетрезво смеялся освободившийся санитар Кошкиного дома. Мир изменился: бывший санитар впервые видел пятитысячную купюру. Вадик пожалел меня: «Удивляюсь, как вы за вашу зарплату соглашаетесь ежедневно выводить дураков на продол». Продол – коридор.
Элтон – «сова». Просыпается к двенадцати. Моет руки, умывается, отфыркиваясь напротив таблеточной, где, используя вместо отсутствующего стола откидную дверцу лекарственного шкафчика, я пишу историю сидящему сбоку на драном табурете больному. Растеревшись докрасна вафельным полотенцем, Элтон приносит ранние овощи: редис, лучок, ополаскивает и нарезает для салата в глубокую чашу. «Как дела?» – звонко звучит выспавшийся тенорок. Я докладываю. Элтон уходит в свой кабинет, где обедает вместе с замом – Гордеевой. Меню: что-то из дома плюс баланда, отнятая у душевнобольных. Т. е. рацион психбольных уменьшен за счет того, что взяли для себя начальники, фельдшера, медсестры, инспектора и зэки-санитары. Обычно именно в такой последовательности. Что-то не доложили еще на кухне, поэтому периодически возникают конфликты с больными. Не часто. Ибо свежеарестованные не могут есть баланду. Они не забыли вкус домашнего и ждут передач. Депрессивным больным есть не хочется. Один-два отказываются от еды, желая умереть. Изъятое компенсируется недобранным. Конфликт гасится.
К трем часам Элтон созрел для работы. Он любит «ловить» меня и в четыре, когда я намыливаюсь улизнуть с работы. «Вы куда? Давайте посмотрим такого-то. Очень интересный фашист. Свастики на обеих ладонях!» Мы смотрим интересного фашиста,качка-красавца Лакшина, которого вчера едва скрутили вчетвером. Нет марлевых повязок, а Элтон требует посмотреть туберкулезника. Медсестра бежит. На ходу про Элтона: «Этому педерасту все равно, а у меня – дети!»
Кстати, выколотые свастики на коже уголовников обычно означают не то, что они фашисты. Они справедливо полагают: антифашизм – фундаментальный камень российской идеологии. Они – враги власти. Следовательно, они «любят» то, что отрицают власти. Они – «фашисты».
P. S. Инспектор признался мне: его вина, что Федотова травилась метадоном. Не обыскал ее после выезда на суд.
08.06.09
Окунева не вышла с больничного: продолжает сажать картошку на рублевской даче. Парадокс: нищая среди богатых. Врачу-психиатру дачку бы по другой дороге! Скромнее надо быть… Без О. В. мы не только без бланков эпикризов (исключительно Окунева знает, где в единственном в ПБ компьютере их папка, чтобы распечатать), следовательно, нет выписки, но и без Даршевского. Это третий больной Окуневой, который повесился, пока она сажает, окучивает и поливает. Ну не выдерживают душевнобольные врачебного невнимания.
Даршевский «закружился» еще 01.06. Дико, бессмысленно смеялся, вычурно плясал. То узнавал, то не узнавал людей. Я, призванный заменять при «вечном» отсутствии О. В., назначил Даршевскому сибазон с трифтазином. На второй день терапии Даршевский стал отказываться от лечения, ссылаясь на неприятные побочные действия нейролептиков.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу