Романов тяжело поднялся и, пошатываясь, побрел в гостиную. Там, в баре, стояла еще одна бутылка коньяка. Он достал ее, поставил на антикварный столик и плюхнулся в кресло. С сомнением повертев в руках наполненный стакан, сделал глоток. Сморщился, но залпом допил остальное. В голове сразу зашумело. Он все – таки напился. Надолго ли?
Вспомнился день похорон. Два гроба рядом стояли в этой комнате. Два сразу. Любимой жены и любимой дочери. Все, кто был, сочувствовали ему искренне, он это видел. А у Валюши оказалось столько подруг! Он – то думал, что она только с женами его сослуживцев общается, а тут плачущие соседки, тетки из комитета солдатских матерей, из клуба кактусоводов. Ничего он о ней, оказывается, не знал! И горюют все, он даже ревновать начал. А вот Леру проводить только две ее приятельницы пришли. Скромненько так в сторонке стояли. Даже на поминки не остались. Он все подмечал! Куклы крашеные! Про то, что Лерка наделала, никто не знает. Трофимов помог, придержал и прессу и своих. Просто сбила ее машина. Где, как – никому не докладывают. А у Валюши сердце не выдержало. А чье выдержит?!
Романов устал думать. Уснуть бы! Он опять наполнил стакан. Очередные двести пятьдесят сделали свое дело: он погрузился в спасительный сон.
Он, наконец, все понял. Все, что она хотела сказать. Прошла эйфория той мимолетно украденной близости. Он трезво посмотрел на нее и на себя как бы со стороны. Двадцать с лишком лет! Его терпение, и ее молчание. Его устраивало уже того, что молчит, не гонит. Могла бы начать избегать, прятаться. То, что она видела все, что с ним происходит, он не сомневался. Понимала и жалела? Нет, он бы почувствовал. Почувствовал и оскорбился. Или гнал от себя то, что могло оскорбить? Что греха таить, пытался забыться. Чего только стоила эта попытка с учительницей? А чего, собственно, стоила? Ну, попользовался молодым телом свободной от предрассудков женщины. Чуть не научился русским матом выражать свои эмоции. Смешно, право. А сейчас и лица вспомнить не может педагогини этой. Что – то такое выкрашенное – раскрашенное. Как же ее звали – то? Нет, пожалуй, и не вспомнить, хотя прошло всего ничего.
Как же ты, Березин, ошибся, когда подумал, что смог понять ее, Ляльку? Через двадцать лет понять? Услышал то, что хотел услышать. Почувствовал то, что ждал. А что было – то? Совсем обалдел, впервые прикоснувшись к ней вживую. А с ее стороны это был всего лишь порыв. Мгновение, которое ты будешь помнить всю оставшуюся, а она забыла тут же, осторожно отодвинувшись в сторону. Он ночь не спал, смакуя эти пять минут, а она и думать уже забыла.
Они стояли в больничном дворе, ждали Галину с Беркутовым. Эта была их первая встреча с того памятного для него дня. Он все время чего – то ждал, напряженно заглядывая ей в лицо. Она не отворачивалась, нет! Но взгляд ее был спокойным. У него дрожали руки, когда он доставал сигареты из кармана халата, она твердой рукой протянула ему зажигалку, когда он уронил свою в траву. Говорили о ее детях, Галине и Беркутове, Маринке, но он все время ждал, что вот– вот наступит миг, с которого будет все только про них. Про него и нее. Потом разом вдруг понял, что ждет он один. И напрасно ждет. Поскучнев разом, стал вяло поддерживать разговор. Он бы лучше помолчал, как молчали они иногда раньше, оставшись вдвоем. Но Лялька все время что – то говорила. А он не перебивал. А потом подошли Беркутов и Галина. Все. Она уехала. Такая маленькая на огромном джипе. И чего Соколов не разорится и не купит для нее подходящую машину?
Березин достал из шкафа очередную порцию шмоток. Недовольно поморщился. Откуда у него скопилось столько барахла? Вот эти брюки он носил, кажется, будучи еще простым хирургом. За каким чертом они пылятся на полке? Кинув штаны в большую кучу на полу, он потянул с полки прозрачный пакет. Ее подарок. Майка цвета весенней зелени с надписью «Прага» латинскими буквами. Он не надел ее ни разу, хотя в те, совковые времена, когда она ее привезла из Чехословакии, майка могла вызвать зависть у любого. Почему не носил? Нет ответа…
Уложив пакет на дно чемодана, он вдруг прислушался. Ему показалось, или кто – то открывал входную дверь в его квартиру? Березин, как был, в трусах, вышел в коридор.
…Он же сам дал ей ключи! Давно. Дважды менял замки, и каждый раз давал ей новый ключ. Дав ключ, начинал мечтать, как однажды откроется дверь… Засыпал с бешено колотящимся сердцем, уставши ждать! Он никогда не представлял секс с ней. Боялся. Но первое объятие «репетировал» без конца. Это была немая сцена, когда совсем не нужно слов.
Читать дальше