Марина Болдова - Крест

– Я сейчас подъеду. Скажи куда. Нет, срочно. Сама поймешь, почему!» – почти крикнул он в трубку раздраженно. Прощально кивнув Светочке, Махотин толкнул ногой дверь приемной.

Светочка, уже привычная к постоянным резким перепадам настроения начальника, даже не шелохнулась на своем стуле.

– Счастливого вам отдыха, Борис Никитич, – заученно – вежливо бросила она ему вслед и облегченно вздохнула: босс отбыл, можно и потихоньку сваливать. Мыслями она уже была на свидании, до которого дозрел таки ее нынешний кавалер. Трудно раскрутить уже прочно занятого папика, но, как показывает практика, ничего невозможного нет!

На стенах висели рожи. По – другому Лариса никак не могла назвать эти уродливые псевдо – африканские маски, разукрашенные яркими фосфорицирующими красками. Бар мог бы претендовать на оригинальность, если бы не это «псевдо». Бамбук из пластика, пальмы в кадках с пластиковыми же листами и кокосами, крокодил с навечно застывшей в оскале пастью под прозрачным полом, имитирующим водоем. Даже покачивающаяся на лиане макака, у которой был неестественно красный зад, вызывала только раздражение. Лариса никогда не могла понять, почему Всеволод, у которого даже пуговицы на рубашке были изготовлены по индивидуальному заказу, всегда назначает ей встречи в подобных заведениях. И никогда не показывается с ней ни в «Ауре», ни в «Русской охоте». Дело было явно не в деньгах: цены в этом афро – баре были заоблачными, да и Сева мог бы при желании купить бар целиком. Ларисе думалось, что он просто не хочет ее знакомить со своими друзьями. Но она не понимала, почему. Бог ее красотой не обидел, он ее наградил. Лариса знала это, но относилась к этому дару спокойно. Кто-то талантливый художник, кто-то спортсмен, а она – красавица. Но вот странность – ее никогда не влекло ни на подиум, ни на конкурсы красоты. Она еще в школе влюбилась в математику, потом поступила в Университет и в этом году получила диплом. Правда, с работой вышел облом. Ну не нужна сейчас никому прикладная математика. Да и Лариса за годы учебы поостыла. И работать, если честно, совсем не хочется.

Лариса еще раз оглянулась на вход в зал. «Что-то Севка не торопится. Вот возьму и уйду!» – подумав так, она даже не пошевелилась. Странные у них какие-то отношения. Про любовь и речи не идет. Он просто смотрит на нее голодными глазами, шустро выпивает заказанный кофе, кидает на стол купюры и тащит ее к выходу. Целоваться они начинают уже в машине под урчащий двигатель и завистливые взгляды охранника при стоянке. Дома у него – секс, очередная выпитая им чашка кофе, которого он, как она поняла, за день поглощает немерено, торопливый поцелуй при прощании и – до следующего свидания. В лучшем случае – через день, бывает, что Лариса не видит его неделями. Ничего о нем и никаких вопросов о ней. И почему-то не унизительно. Чувствует Лариса себя прекрасно, встреч не загадывает, ничего особенного не ждет. Ни страданий, ни лишних телодвижений, ни восторгов.

Лариса опять посмотрела на дверь. И тут же резко отвернулась. «Этого только мне не хватало!» – она подняла руку с зажатой в ней салфеткой, к лицу, пытаясь таким образом закрыться. В баре хоть и полумрак, но на каждом столике стоит небольшой светильник, а ей не очень хотелось, чтобы отец ее заметил.

Махотин, выхватив взглядом пустой столик в углу, тут же направился прямо к нему. «Что за дыра! Рожи какие-то, аллигаторы под ногами!» – встречу в этом баре назначал не он. Заметив в дверях подтянутую фигуру жены, он привстал на стуле и помахал ей рукой.

«Вот и мачеха подгребла. Что это еще за секретное совещание?» – Ларису вдруг непонятно почему обуял страх. Она всегда считала, что жена отца если не дура, то просто недалекий человек. Отец жил с ней, в этом она была уверена на все сто, только из-за отца Елизаветы, который много что в этом городе мог. Кстати, старик неплохо относился к ней, Ларисе, делая ей подарки порой более дорогие, чем родной внучке Алене. Надевая ей на шейку очередную безделушку, он всегда с удовольствием ее оглядывал и восклицал: «Ах, хороша!». Ларису уже лет с четырнадцати перестал обманывать этот отнюдь не родственный взгляд.

Она увидела, как отец протягивает какой-то конверт мачехе.

Елизавета Евгеньевна спокойно развернула листок.

– Ну и чего же ты так переполошился, Боря?

– Ты не понимаешь? Если это правда, и она каким-то образом осталась жива, то рано или поздно она захочет встретиться с дочерью.