Марина Болдова: Курсистки

…Николай Волков в милицию пришел сразу после армии. Три года на флоте, почти без берега и – полное непонимание того, что творится на гражданке. Его сестра, тринадцатилетняя девочка, красилась так, что он, встретив ее во дворе, прошел мимо. И только тогда, когда она повисла у него на шее, он догадался, да и то, только нутром, что это она. Сергей, сын соседей, интеллигентных и спокойных людей, сидел за наркоту. Но добил его отчим. Коля еще подростком понял, как повезло им всем: матери, Катьке и ему. Свой родной папаша сгинул давно, и мать, просто, чтобы не быть одной, а ни по какой – такой любви, вышла замуж за первого же непьющего мужика, попавшегося на ее красоту. Мать Николая была хороша собой, обладала легким характером и не растеряла способности радоваться даже малому. Иван когда – то был ее одноклассником. После школы они не виделись ни разу: Иван работал на Севере. Судьба второй раз свела их тогда, когда они имели на двоих один неудачный брак (матери Николая), двоих детей (опять ее же), мать Ивана в инвалидной коляске, квартиру – распашонку и раздолбанную «Волгу» (его же). И получилась семья. Коля и Катя обожали бабушку, баловавшую их, как собственных внуков: пенсию, которую у нее никто не просил, она тратила на них. Мать Николая возилась со свекровью без стонов и охов, а чаще с улыбкой и лаской. Заработков Ивана хватало на всех: мода на евроремонт только вошла в силу, а у него были золотые руки. Уходя в армию, Николай был спокоен. И зря. Главный удар ему нанес все же отчим: потеряв работу, он быстро потерял и человеческий облик. Первое, на что наткнулся Николай, войдя в квартиру – пустая инвалидная коляска. Бабушка умерла месяц назад, ему ничего не сообщили. Дома был отчим, лежащий в отключке поперек супружеской кровати. Растолкав мужика, подивившись на его непохожесть на того Ивана, которого он помнил, Николай спросил, где мать. «На рынке, шмотьем торгует!» – ответил тот невнятно.

Николай понял, что мир перевернулся…

– Поехали, девочку уже в больницу увозят. С ней Родин отправился.

– Да, сейчас, – Николай заглянул внутрь УАЗика. На заднем сиденье, презрительно морщась, сидели две девицы. На обеих были наручники. «Чуть младше Катьки. Только старших братьев на них, похоже, нет!» – подумал он, вспомнив, как жестко воевал со своей сестрой: сейчас Катя училась на первом курсе института.

– Тань, не дергайся! Я счас отцу позвоню, он этим козлам все объяснит! – Софья наклонилась к самому уху подруги.

– Да! А со мной что будет?

– Он нас обеих вытащит, факт. Или я тоже домой не пойду! – добавила она уже с сомнением.

Александр Генрихович Риттер, сидя в служебной машине и глядя прямо в затылок шоферу, мысленно матерился самыми площадными словами. Его дочь, в пятнадцать лет имеющая машину с личным шофером, брюлики и шубки, ни в грош не ставила его, давшего ей все это. Она подставляла его так часто, что он стал вздрагивать от каждого телефонного звонка. «Все! Это предел! Сонька стала одной большой проблемой! И я знаю, как ее можно решить кардинально!» – еще пару дней назад он сомневался, можно ли так с родным ребенком: то, что ему рассказывали про «Курсы Агнессы Бауман», не лезло ни в какие ворота.

Ясности в мыслях не было. Они путались, наскакивая одна на другую, но главная, самая страшная, вселяла настоящую панику. Вика закрыла уши руками, чтобы не слышать, как ссорятся отец и мать. То, что они орали друг на друга из – за нее, она уже поняла. Мать, как всегда пыталась ее защитить. Вика, будучи трезвой, могла точно сформулировать и отношение родителей к ней и свое к ним. Но трезвой и без кайфа она теперь бывала редко. «Так уж получилось, я стала наркоманкой, папа», – сказала она вчера отцу, смиренно опустив глаза долу. Про то, что она беременна невесть от кого и, что у нее букет специфических болезней, она умолчала. Об этом не знала и мать. А сказать придется. Денег на лечение нет, стянуть их потихоньку, как раньше, не получится – от нее все прячут, а до продажи вещей из дома, как, например, это делал Гошка Сиверцев, она еще не докатилась. «Скажу Сиверцеву, что ребенок от него», – пришла спасительная мысль в голову, – «Нет, не прокатит. По срокам лажа получается. Гошка последние три месяца лечился, не пил, не кололся, не трахался. Матери скажу, по – другому никак».

Вика любила отца. Но часто ловила себя на мысли, что, будь он толстопузым коротышкой, а не красавцем под метр девяносто, любить его бы не смогла. Потому, как характерец у родителя дрянь. Коротко она определила его как технически озабоченного зануду. И говорить с ним можно только о его железках, станках и чертежах. Тогда он просто начинал светиться. Как лампочка, изнутри. Разговоры на другие темы вызывали у него зевоту, и он откровенно отворачивался от собеседника. Это бесило Викину мать. Вика видела, как та нервно прикуривает одну сигарету от другой, стараясь не показать своего раздражения на мужа перед гостями.