Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика

Как предположил Кротов, это все было снято специально для того момента, когда «умный» следователь, просмотрев копию эпизода с Ийкой, попросит всю запись… Сколько длился перерыв между эпизодом с Ийкой и поисками кольца, понять теперь было трудно. Там, где была снята Ийка, примеряющая кольцо, стояла дата. А в эпизоде с Мариной тот, кто настраивал камеру для автоматической съемки или редактировал отснятое, дату убрал. И как-то подразумевалось, что дата та же.

– Но она, разумеется, была другая! – Кротов с удовольствием потянулся. – Да, выспаться бы, для полноты счастья… Так вот. Я узнал, когда они заявили в полицию, и ненароком поинтересовался, сразу они заявили о пропаже кольца или нет. И уважаемая Марина, поскольку именно этого вопроса не ожидала, ответила – «сразу». Тогда можно сделать вывод, что прошло полтора дня между обоими эпизодами. Следите за логикой?

Я кивнула, а Ийка лишь тихонечко вздохнула и уткнулась носом в мое плечо.

– Можно было, конечно, пытаться понять, что же происходило в эти полтора дня, запись с которых была стерта, – продолжил Кротов, солнечно улыбаясь. Надо же, я и забыла, какая у него улыбка… Заставляла себя все это время о нем не думать, и, оказывается, у меня это получилось… Усилием воли я сейчас сосредоточилась на том, что говорит Кротов. – Чем и занимался следователь, к моему большому удивлению. Дело тухлое, семейное, обычно никто не копается…

– Но вы сделали что-то другое? – спросила я, потому что Кротов замолчал. А меня-то как раз интересовало продолжение – то, что касалось Хисейкина и освобождения Ийки.

– Но я сделал что-то другое, – кивнул Кротов, явно думая в этот момент о чем-то своем, разглядывая нас с Ийкой и покачиваясь на стуле.

– Не качайтесь, упадете, – машинально сказала я, как сказала бы любому мальчишке, качающемуся на довольно шатком стуле. Хороший стул, бабушкин, деревянный, отполированный до блеска на сиденье… Давно бы пора его выбросить, но очень жалко – напоминает мне о моем детстве и моей доброй, плохо видевшей, но зато очень хорошо все слышавшей и понимавшей бабуле…

– Не упаду, – ответил Кротов и в то же мгновение опрокинулся назад, слегка стукнувшись головой о край плиты, перед которой сидел. Кастрюля с остывшей водой из-под только что съеденных нами макарон поехала вниз и неторопливо опрокинулась на не успевшего сразу вскочить Андрея Алексеича. Пара длинных тонких макарончиков, остававшихся в кастрюле, мягко сползла ему на волосы.

Ийка от неожиданности ойкнула, я засмеялась. Кротов тоже засмеялся, но не могу сказать, что от всей души. Отсмеявшись и сняв с волос макароны, он сказал, энергично протирая голову кухонным полотенцем, протянутым Ийкой:

– Я понял: пытаться понять, что там происходило, – бесполезно. Уверен, что происходило что-то другое, а нам подсунули – оба супруга или кто-то из них – уже готовое решение. Очень самонадеянно, в надежде, что никто не захочет в этом разбираться. Рассчитывали, вероятно, приплатить следователю, чтобы закрыл глаза на очевидные нестыковочки и хлипкость их версии. Вот так и получилось – плохая девочка Ия своровала колечко, и нужно ее как следует наказать, чтобы она не пошла завтра грабить ювелирный магазин. Иначе говоря, санитары нашего общества – Вадим и Марина Хисейкины – решили заняться воспитанием трудного подростка. Скажи мне, ты – трудный подросток, девочка Ия?

Ийка отвернулась от него. Мне показалось, что она собирается плакать, и я сделала Андрею Алексеичу страшные глаза. Тот в ответ лишь вздохнул и покачал головой.

– Так вот. Поэтому я пошел и… – Кротов не успел рассказать, что «и», поскольку одновременно зазвонил телефон и раздался звонок в дверь.

Мне почему-то казалось, что звонит Хисейкин – слишком уж много я думала и говорила о нем сегодня. Я взяла радиотрубку, и с ней пошла открывать дверь. Но в трубке раздался женский голос.

– Александра Витальевна! Слава богу! А то я боялась, что вы куда-то уехали… Это Лиля, мама Гриши…

Я с трудом удержалась от нервного смеха. Открывая дверь, я сказала Лиле в трубку:

– Секундочку подождите, я открою дверь, у меня гости…

– Да не гости, а почти свои! – радостно подхватил папа Владика, вталкивая сына в прихожую и протягивая мне большой пакет с вещами и бутылку коньяка, на сей раз без коробки. – Я не буду заходить, хорошо? Я бегом – одна нога здесь, другая в Саратове, и обратно, ага?

– Ага… – вздохнула я, глядя на теплые брючки Владика, из-под которых высовывались летние, почему-то красные, босоножки с яркими переливчатыми цветочками.