Владимир Маканин - Удавшийся рассказ о любви (сборник)

Сейчас она тоже выкурит, сейчас затянется горестно-сладким дымком. Но… Лариса отбросила сигарету. Встала. Села вновь… Вот так нежданно (вдруг) приходит к нам извне волевое решенье. Да. Да. Она уже не курит. Точка. Не курит!.. Вынув из сумочки, выбросила всю пачку.

Волевое усилие (над собой). Словно бы Лариса сама себе помогла – сама себе велела. Волна торжества… И возникшая (сопровождающая) странная боль: сдавило плечи, грудь, бедра – ее стиснуло. Как будто на нее, на Ларису, надевали сейчас что-то узкое. Как будто робу. Жесткую и, кажется, пластмассовую – не робу, а трубу. И не на нее надевали, а наоборот (относительность наших ощущений) – она сама, своей и не своей волей, протискивалась в довольно узкий и тесный ход.

Понятно: она же находилась как раз за узким местом. В шаге. И теперь, по ходу времени, она его (узкое место) проживала снова. По ходу жизни… Пульс участился, Лариса приоткрыла губы, дыша открытым ртом. Протискивалась в новое время.

Это после узкое место будет ею проскакиваться со свистом, с ускорением. Это после – как по тоннелю. Это после можно будет пронестись через десятилетия назад-вперед с ветерком. И с пощелкиваньем в ушах от внезапной смены давления… А пока что тяжело. Пока что со скрипом… С болью… С обдираньем бедер. С тошнотой.

Подумала (успела подумать) – не я одна, весь люд, все мы, весь город. Протискиваем души. А заодно (необходимость) протискиваем и тела. С трудом дыша… Едва сдерживая тошноту… Как медленен ход времени, когда ты с ним совпал!..

Но вот ее бедра, сдавленные, как обручем, отпустило. Лариса Игоревна задышала ровнее. Уже поднялась с бортика, на котором присела. Уже шагнула… первый шаг в новом времени. К входу в метро.

Она – и не она.

Если внешне, то Лариса Игоревна смотрится по-иному; строже; суше. (И не курит.) Уже другая. А взглядом посвежела, взгляд ее стал проще. Добрее… А как там наше чувство, как любовь?.. Да, любит.

Лариса Игоревна продолжала любить. Узкий тоннель протащил ее в новое время вместе с ее длящимся чувством. Дал ей протиснуться. Но чувство тоже поскребли скребком. Кой-что содрав. (Позолоту.) Чувство стало зорким, чувство научилось видеть: да, любила… этого исписавшегося Сергея Ильича Тартасова, нелепого и безденежного. Любила хвастливого, фанфаронистого, чуть что распускавшего перья мужчину, с красивой головой и с приятно рокочущим баритоном.

Зато теперь ее любовь к Тартасову держалась несколько поодаль. Чувство словно бы потеснили – в шкафчике памяти.

Здесь же, у выхода-входа в метро, Лариса Игоревна услышала робкий, ломкий девичий голосок:

– Мужчина! Не хотите познакомиться – я Ляля. Меня зовут Ляля…

Обернувшись, Лариса Игоревна впервые (впервые в своей совковой жизни) увидела такую девчушку. Молоденькую, курносую. Со светлым лицом. Топчущуюся у метро на асфальте и смешно предлагающую себя проходившим мимо Иван Иванычам и Петрам Петровичам. Голодная, зябкая, чулки с дырками…

Тартасов же (невезучий), пронесшийся в свое прошлое поглубже, угодил к зубному хирургу. Сидел, подвигаясь со стула на стул. Смирившийся с предстоящей мукой, как это бывает у крупных мужчин в такие минуты. Сидячая очередь…

Подавленный, он уже был не в состоянии осознать, что за день и час ему здесь выпали (а ведь случайно! ведь мог переиграть!). Он только подвигался, как загипнотизированный, к той двери. Со стула на стул – все ближе и ближе. И ведь вошел в кабинет! И так тяжко драли ему зуб два здоровенных мужика. Тот самый (памятный до сих пор) шестой жевательный. Крошили, дробили, наконец, ликуя, вытащили – несколькими страшными обломками, вдвоем, ну, молодцы!.. победители!.. Тартасов вышел из кабинета, сел, его трясло.

Он помалу сплевывал, склонившись над урной, почти доверху забитой кровавыми сгустками зажеванной ваты. А рядом с урной – щель в линолеуме на полу. Прямо у ног. Отверстие поманило его прохладой и темнотой. Только тут догадался. Вот оно! (Почему не получасом раньше, когда сидел в очереди?) Тартасов напрягся и… ввинчиваясь в темь узкой щели, вырвался из неласковых прошлых дней.

В отдаленной комнате тихо. (Здесь девочкам можно расслабиться. Покурить.) Голос Ларисы Игоревны… Да, с просьбой. Да, она к ним с просьбой. Минуту внимания.

– Девочки… Кто писателю даст в долг? Вы же знаете, иногда на ТВ выступает. Хороший человек.

После секундной паузы девичий голосок спросил:

– Денег?

– Нет. Не денег.