Ян Бирчак - Анастасия. Вся нежность века (сборник)

– Что это княжны при всех драгоценностях как для большого выхода? Это бал не в их честь, а в честь рождения наследника российского престола. Не к месту так выставлять дочерей на выданье. Вы забыли, дорогая, что мы к тому же в состоянии войны. А тут такой блеск…

– Но, ваше величество, в последние месяцы на фронте дела у нас не так уж плохи, даже успешны, можно полагать. Отчего бы девочкам…

Однако вдовствующая императрица громко прерывает Александру, переходя на русский:

– Надеюсь, когда вы говорите о «наших успехах», вы имеете в виду русскую армию, а не вашу, немецкую, дорогая?

И Мария Федоровна, запустив почти публичную шпильку невестке, отходит с удовлетворенным видом, поджимая сухие губы.

Александра Федоровна изо всех сил пытается удержать подкатившие слезы и сохранить приличествующее обстановке выражение лица, стараясь не показать царю и окружающим, что свекровь только что нанесла ей очередное оскорбление. И чтобы скрыть свое смятение, по-русски, но с ощутимым акцентом, излишне громко, невпопад вступает в разговор с фрейлинами, которые, уловив, что между царицами что-то произошло, чувствуют неловкость ситуации.

Сверху спускается Анастасия, подходит к матери и просит разрешения удалиться, здесь так душно, у нее болит голова. Александра Федоровна, уже несколько овладев собой, рада любому поводу перевести разговор. Она участливо кивает дочери и обращает внимание на ее букет:

– Что с твоим букетом, Анастасия?

Затем по-английски обращается к царю:

– Так жаль, хотелось, чтобы девочки немного развлеклись. Эта война совсем лишила их удовольствий молодости. Повсюду обстановка, как в лазарете. В моде скорбные лица. А в их годы девочкам так не хватает естественной живости, невинной влюбленности. Ведь Анастасия, кажется, имела виды на этот бал…

– Еще бы!

– Что ты сказал, дорогой?

– Я сказал, что девичьи капризы непредсказуемы. Пустое. Молодость сама возьмет свое. У нее впереди еще столько выездов, столько развлечений!

– Дай-то Бог… – вздыхает царица.

На выходе у ночного подъезда Анастасию сопровождает лакей, подает меховую пелерину. С одной из фрейлин она садится в подъехавший прямо к ступеням автомобиль с откидным верхом.

В конце дворцовой аллеи в это же время, смеясь и лопоча по-французски, садится в наемный экипаж с незнакомым офицером, жгучим брюнетом с восточным лицом, и мадам Сазонова. Восточный красавец слишком заботливо кутает ее в накидку, откровенно целует в плечи.

Мимо, осветив их фарами, проезжает автомобиль княжны. Машина сворачивает с аллеи, выезжает на ночную улицу, направляясь к мосту. В свете фар становятся заметны солдаты с винтовками, марширующие по тротуару, проезжает, сигналя клаксоном, карета скорой помощи с большим красным крестом на фанерном боку. Когда стихает мотор, в ночи становятся слышны редкие сухие щелкающие выстрелы.

Та же парадная лестница в Александровском дворце, по которой когда-то поднимался в царские апартаменты молодой, счастливый и гордый первым ответственным поручением поручик Ильницкий.

Теперь здесь царит запустение, грязь, разруха. На кремовом шелковом ламбрекене, опоясывающем окна полукруглой ротонды, поверху приколота кумачовая лента транспаранта с надписью «Долой царское самодержавіе! Да здравствуетъ пролетарская революція!» Лента, конечно же, приколота криво, один конец ее совсем обвис, в него украдкой сморкается засмотревшийся в окно солдатик.

Малиновая ковровая дорожка истоптана следами сапог, повсюду валяются черепки, осколки штукатурки, шелуха от семечек, окурки. Кое-где на паркете громко перекатываются под ногами отстрелянные гильзы.

В углу топорщатся задранными в разные стороны точеными ножками сваленные в кучу поломанные стулья.

Наверху в пролете лестницы античная мраморная статуя в тунике перепоясана патронташем, на голове надета армейская фуражка набекрень с самодельной красной кокардой.

Здесь располагается караульный пост охраны – за большим, прекрасной работы резным письменным столом из царского кабинета режется в карты солдатня, слышны крики, гогот, мат.

На край стола, прямо на зеленое сукно, утыканное погашенными окурками, поставлен самовар со сломанным краником, из которого тонкой струйкой бежит вода. К самовару то и дело подходят солдаты – разжиться кипяточком. Кто с флягами и жестяными солдатскими кружками, а кто и с тонкими стаканами в фамильных романовских подстаканниках.