Марина Алиева - Три приоткрытые двери. Исторические зарисовки

Вспомнилось, как в послевоенной Германии им не хватало русской горчицы. От сладенькой немецкой Николай Ефимович в настоящую тоску впадал, поэтому и сам привозил, и всех, кто ехал в отпуск, просил: «Привезите нашей, чтобы до мозгов пробирала»… Над водителем-немцем как-то подшутил, намазал бедняге сосиску на бутерброде своей горчицей, у того глаза на лоб вылезли! Тоже руками замахал, рот разинул, задышал, как дракон. Хорошо хоть не обиделся… Впрочем, они в сорок седьмом смирные были…

Николая Ефимовича тогда в Лейпциг назначили, советником при новой демократической армии, и дали всё, что положено – машину с шофером и особняк для проживания. Особняк самый, что ни на есть, немецкий, мрачно-готический с камином, в котором вечерами, как водится, завывал ветер, и с большим количеством комнат, часть из которых, правда, была заперта, а другая наводила тоску темными деревянными балками и панелями по закопченным стенам.

Ох, как тоскливо было там Фаине Фёдоровне после многолюдных советских коммуналок, где без конца хлопали двери, топали ноги, и кто-то кого-то звал. Неделю она помучилась, а потом запросилась в нормальный дом, с соседями. «Не могу! – объясняла мужу. – Ты с утра до ночи на службе, а мне и поговорить не с кем». И в конце добавила: «Сам приучил…».

Он и в самом деле приучил её не жить в одиночестве. То ли ревновал, то ли жалел, то ли боялся чего-то…

Один раз, через год после женитьбы, оставил молодую беременную жену в деревне у своих родителей. И, хотя роды прошли нормально, мальчик, их сын, умер, не дожив до года.

И словно ледяной ветер закружил в туманах её опасных глаз, на веки вечные занеся в них тоску, которая, сквозь любую веселость проступала, даже на фотографиях…

Когда, уже в Баку, дочь Ниночка родилась, Фаина Фёдоровна весь первый год от страха в полную силу дышать боялась. Потом отпустило понемногу. А у Николая Ефимовича видно осталось что-то. То ли страх, то ли вина. Когда в Вильнюс перевели, сразу сказал: «Летом со мной, в лагеря поедете. Там воздух, сосны…, пусть Ниночка подышит. Нечего вам в городе…».

И увез. Дачу снял поближе, чтобы в выходные сразу к семье… А в выходные-то, как раз война началась….

– Всем с добрым утром и с праздником!

Дочь Нина вошла в кухню уже умытая, бодрая, снимая с волос новомодные поролоновые бигуди с жесткими черными резинками. Кудри после них получались тугие, стоячие, не то что после привычных тряпочек, да и спать не жестко. Всех расцеловала, залезла в холодильник и аппетитно зажевала, что-то оттуда стянутое.

– Не таскай куски! – беззлобно отогнала дочь от холодильника Фаина Фёдоровна. – Лучше своих иди поторопи, нам ещё парад надо посмотреть и на стол накрывать.

Гостей сегодня будет много, как всегда, и наготовлено всего, ещё с вечера, соответственно. Но всякий раз она волнуется – вдруг чего-то не хватит, вдруг что-то не успеют. А стол должен быть полностью готов именно к двум часам – традиционному в семье времени сбора – чтобы, когда первый гость позвонит в дверь, никто уже не бегал по коридору с подносами и салатниками, да ещё, не дай Господи, в фартуке!

Из комнаты долетели веселые повизгивания Манюни. Судя по всему, папа Володя её там активно будил, и Фаина Федоровна нахмурилась. Процесс этот, с прятаньем под одеялом и вытаскиванием оттуда за брыкающиеся пятки, мог затянуться надолго, и зять, конечно, другого времени для игр выбрать не мог. Николай же Ефимович, услышав Манюнин смех, наоборот, заулыбался.

Хорошо!

Против маленьких детей он всегда был безоружен.

Как-то раз приехала погостить сестра Фаины Федоровны Зоя со своей малолетней дочерью Танькой. Никаким другим именем её никто никогда не называл, потому что хулиганкой Танька была такой, что матери приходилось привязывать её к спинке кровати, чтобы, хоть немного пожить в благости и покое. Манюни тогда ещё не было, поэтому Танька оказалась в доме единственным ребенком, да ещё и ГОСТЯЩИМ! Кто в такой ситуации станет слушаться и вести себя прилично? Хозяева, с Танькиными выкрутасами пока незнакомые, смотрят добродушно и маму Зою одергивают, если слишком уж ругаться начинает, дескать «ребенок ещё маленький, что уж ты её в ежовых-то рукавицах…»

Когда в один прекрасный день повела Фаина Федоровна сестру по «придворным» магазинам, и Нина, уже студентка, за ними увязалась, Таньку оставили на Николая Ефимовича. Зоя, правда, волновалась очень, но Фаина Фёдоровна, по-своему расценив её волнение, сказала, что «Коля детей любит, с ним не страшно…», и пришлось рискнуть.