Марк Хелприн - Солдат великой войны

Будь они дезертирами, то не вышли бы поглазеть на марширующую колонну. Будь они крестьянами, выглядели бы иначе и находились бы на фермах. Они так и остались загадкой, и после того, как колонна нашла полуразрушенный мост и по нему перебралась через пороги, солдаты начали подниматься вверх, к чистому воздуху и солнцу, подальше от реки, которая, казалось, низвергается в подземный мир.

Эта долина разительно отличалась от всех остальных Апеннин. В самом низу она была широкой, и там, где когда-то могла течь речка, теперь находились пшеничные поля. Выше располагались виноградники, а еще выше, у самой деревни, оливковые рощи. Овраги и лощины заросли кустарником и низкими деревьями. В них нашли убежище сотни и тысячи ласточек. Заря разбудила всех, их пение наполнило долину и послужило основой, которую долгая память Алессандро превратила в песню, но они еще вылетели из гнезд навстречу утреннему свету.

Возможно, он мог бы медленно спуститься с холма, пересечь поля, а потом начать подъем — с частыми остановками, как делал отец в далеком прошлом, добираясь до работы. А попав в деревню, он мог сказать, что заблудился и бродил по холмам, как часто случается со стариками, которые живут прошлым и теряют связь с настоящим. А может, и незачем ему спускаться и подниматься: лучше уж остаться на склоне, пусть и не на гребне, но достаточно высоко, чтобы наблюдать красоту, которая исчезает вблизи.

Ему не требовалось собираться с мыслями: они собирались сами, как листья или птицы, гонимые разбушевавшимся ветром. И хотя мчались они быстро, образы и воспоминания сверкали, как звуки оркестра, и многие голоса звучали оперным хором, он чувствовал, что все элементы выстраиваются в единую картину, льются потоком.

Он закрыл глаза и увидел Айзак и Адидже после весеннего таяния снегов, поблескивающие маленькими волнами, ревущие, выплескивающиеся на берега, но мчащиеся в одном направлении — к морю.

В удивительно короткое время по причинам, которые он не мог сформулировать, только чувствовал, Алессандро почувствовал, что очистился от стыда и душевного дискомфорта, которые испытал за свою долгую жизнь. Он улыбнулся, увидев себя вскоре после марша на Рим [107] Марш на Рим, 27–30 октября 1922 г. — насильственная смена власти в Королевстве Италия, в результате которой Бенито Муссолини был назначен премьер-министром. в своем темном кабинете с пистолетом в руке, готового защищаться от незваных гостей. Прежде чем он включил свет, что-то грохнуло справа и вверху. Он выстрелил три раза, после каждого выстрела меняя позицию, потому что прежнюю выдавала вспышка. Когда в ушах перестало звенеть, прислушался: ни тяжелого дыхания, ни звуков льющейся крови. Он включил свет, прибежала Ариан с плачущим Паоло на руках, а вскоре явилась и полиция. Как выяснилось, за шум, поднятый незваными гостями, он принял грохот свалившихся с полки книг и пытался применить армейские навыки для казни учебника физики. Первый выстрел, в корешок, поставил книгу на попа, еще два пригвоздили ее к стене. Полицейские заставили его раз двадцать повторить историю и все равно не поверили, что он так хорошо стрелял в темноте, но на самом деле он стрелял еще точнее и в куда более темных местах.

На сердце стало легче от воспоминаний о его детском задоре: песнях, которые он не стеснялся петь в присутствии едва знакомых взрослых, танцах на улице, которые тоже не вызывали смущения, и эти мысли привели к воспоминаниям о сыне. Даже наблюдая за ним с огромной любовью, когда он проделывал то же самое, Алессандро не мог забыть про собственное смущение, а теперь весь стыд ушел. Он помнил, как однажды, переполненный счастьем, он танцевал на улице перед собственным домом. Проходивший мимо человек крикнул: «Посмотрите на этого безумного мальчишку!» — и долгие годы Алессандро краснел при мысли об этих словах и смехе, который за ними последовал. Но теперь он смог избавиться от стыда и смущения, осознав, что стыд и смущение — результат оглядки на других, что это — проверка присущих человеку милосердия и прощения, отказ от гордости, моментальная смерть тщеславия, вроде поляны в густом лесу или глаза тайфуна.

Стыд и смущение ушли, а их место заняла любовь — любовь к детям, включая и себя самого, который прыгал, как барашек; любовь ко всем, кто чувствовал себя неуклюжим; любовь ко всем, кто потерпел неудачу. Поток лился, набирая силу, оставлял позади сельские ландшафты и города, торопился к морю.