Арал Сатыбалдин - Дети декабря

– Пошла прочь отсюда! Нашла себе место. Мамаша, а куда вы смотрите?

– Я тебе не мамаша, молодой человек, – сказала женщина с желтым зонтиком, – Мое золотце напилось пива, и его прорвало.

Все стали смеяться. Официант покрутил пальцем у виска:

– Уберите, – сказал он, – все равно уберите собаку.

– Дастан, привет. Ты или не ты? Я везде искала тебя, милый.

Я обернулся. Огибая столики, подошла Даша. Я встал и поцеловал ее. Ее глаза радостно сияли. Подскочил официант и поставил прибор.

– Что тебе взять? – спросил я. – Иногда я захожу сюда выпить пива.

– Вина или пива, – сказала она и закурила, – как в том анекдоте…

– Ну-ка, ну-ка, – расскажи, – сказал я, – посмеемся вместе.

– Короче, парень привел девушку домой, ну и все такое, и говорит ей. «Вот пиво, а вот вина розовые, красные, белые», а девушка ему, «Слушай кончай, давай сразу водки.» И ты туда же…

Мы посмеялись, я заказал вина и ужин. На натянутых над террасой проводах загорели яркие разноцветные лампочки. Заиграла музыка и, отставив стулья, все пошли танцевать.

– Ну что, пошли потанцуем, я прямо схожу с ума по итальянцам, – Тото Кутуньо, Фиордализа, Альбано и Рамина, – сказала она, – Ну пошли, пошли…

– Ну нет, я пас! Я лучше спою тебе. Старые солдаты не танцуют. Они поют хриплым, натужным басом.

– Фу, ты такой противный, – сказала Даша, – ты мне споешь в постели.

От выпитого вина и завораживающей музыки стало чудесно. Мы смотрели на танцующих. Мужчины заглядывались на Дашу. Один из них встал, поправил галстук и подошел к ней:

– Девушка, можно вас пригласить? – спросил он и взглянул на меня.

– О нет. Я пришла со своим парнем и мы отдыхаем.

– Когда отдохнете?

– Я плохо танцую, я пою.

– Ну тогда все ясно, – сказал он и поднял вверх руки.

– О господи, никуда не пойти, как же я устала, – сказала Даша, – надо ходить с пузом и распущенными волосами, чтобы к тебе никто не приставал.

В сером платье без рукавов, стройная, как бамбук, светлокожая, с каштановыми волосами и синими глазами, Даша завораживала мужчин. С этого и началось тогда, в госпитале. Я встал, обнял ее и поцеловал. Затем я расплатился, мы вышли на улицу и остановили такси. Машина развернулась и, сияя поворотниками, остановилась у края тротуара. Мы уселись на заднее сиденье и поехали по Сейфуллина, свернули на Абая, мимо театра Лермонтова, потом перешли через подземку и оказались в толпе атакующих кассу кинотеатра «Арман». Я посмотрел на огромный щит, на котором было выведено «АББА». Мы свернули влево и вниз по тротуару зашли в ресторан «Казахстан». Дорогу нам перекрыл крупный молчаливый мужчина. «Мест нет», – сказал он и нахмурился. Я порылся в кармане пиджака и сунул ему в нос служебное удостоверение.

– Дама со мной, – сказал я, – откройте дверь.

Метрдотель исчез в полумраке.

– Чурбан, – сказала Даша, – у нас понимают только с пинка.

Зал был полон. Гремела музыка. Стоял густой табачный дым. Все танцевали. Мы заняли столик и заказали ужин и вина. Я что-то сказал. Даша покачала головой: ничего не слышу. Она была слегка пьяна, и ее глаза так и сияли. Я встал и мы пошли танцевать. Потом мы вышли в вестибюль. Надвигалась гроза. Капли дождя щелкали по газете, валявшейся под кустом. Я снял пиджак и накинул Даше на плечи. К гостинице подъехало такси. Выбравшись из машины, мужчина взял в руку спящую девочку, а в другую – чемодан. Женщина что-то сказала ему и поправила ему шляпу на голове. Парень в белой рубашке и роговых очках взглянул на Дашу и зашел в ресторан. Потом он вернулся и опять посмотрел на нее.

– Гляди-ка, он кого-то потерял, – сказала Даша. – Наверное, хочет девушку снять на ночь.

– Поехали, пока не появились еще двое, – сказал я и остановил такси и велел ему ехать прямо, а затем свернуть на проспект. Я обнял Дашу и прижал ее к себе.

Застучал дождь. Он барабанил по крыше машины и заливал дороги и тротуары. Даша положила руку мне на колени и сказала:

– Вот так бы и ехала с тобой и ехала…, – а затем добавила: – Дастан, отвези меня в церковь. Она где-то здесь рядом. Останови машину, я помолюсь очень прошу тебя. Знаешь, иногда я ночи не сплю. Мне снятся операционные столы, кровь и мертвые ребята. Это невыносимо!

– Брось. Не говори об этом, уже второй час ночи. Кто нас пустит в церковь. Иногда тебя заносит – сказал я, – я стараюсь забыть Афган…

– Ворота церкви никогда не бывают закрыты. Господи, как мне все опостылело. Может даже он не ведает, куда меня однажды занесет – сказала она.