Артур Юркевич - Ормедея. Тайна одной женщины

– Не такие. В истории – догадки, в науке – разгадки. Если факт, то наглядный, за каждой гипотезой – опыт. Посмотрим, что ему скажут, и сами анализ сделаем, радиоуглеродный.

– Это хорошо, что ты не дал ему квеври профессору отнести…

– Что ты! Увидит – не отдаст. А так он кальку под нос сунет: будьте любезны, блесните знаниями! А что, откуда – не ваше дело, батоно ученый. Сон приснился, я и зарисовал.

– Борджгали и вправду странный, никогда такого не видела.

– Расколотый надвое, что бы это значило?..

– И почему знаки у девы в руках, как на весах: в правой – целый, в левой – треснутый… Ух, как интересно! Я как загадки вижу – как кофе становлюсь, что грозит из турки выкипеть!

– Ты вообще впечатлительная. А еще химик! Лично я думаю, кувшин, конечно, старый, но больше ста лет не дам. Ремесленник поделку сделал и разные эпохи намешал. А золото сверху… Так разве богатых князей в Грузии мало было?

– Не романтик ты, – надулась Мари. – А я верю в чудеса! Мир сложней, чем мы думаем. И точные науки его объяснить не могут.

– Разве?

– А как же! Отрывают по листу, как от кочана капустного, а до сути никак не доберутся. Веками думают, что дело обстоит эдак, потом – раз! – открытие! И все иначе.

– Но ведь доберутся однажды!

– Не при нашей жизни. И хорошо. Без чудес скучно!

– Тут я согласен. Вот я сейчас вижу чудо, – взял девушку за руку Дато.

– А что? – с робкой улыбкой заглянула ему в глаза Мари.

– Вот что… – быстро придвинулся к ее лицу Дато и чмокнул родинку, одинокой звездой мерцавшую высоко на правой скуле. Он не стал говорить, что и в основе этого чувственного чуда – лишь химические реакции мозга в ответ на импульсы нервных окончаний. Не стал, потому что знал: бывают в жизни минуты, когда даже самый пытливый ум устает от самого себя. Он собрался было предложить погадать на кофейной гуще, но тут в кафе возник Гия. Его удрученный вид свидетельствовал: с наскока решить загадку не вышло.

– Не вовремя я профессора нашел, – виновато отхлебнул кофе Гия из кружки товарища. – Думал: загорится, увлечется… Э-э! Обедал: из-за диабета по графику ест. Иногда прямо на лекции жует, это для него святое.

– Совсем ничего не узнал? – не теряла надежды Мари.

– Я же говорю, кивнул так равнодушно, мол, положи на стол, потом посмотрю.

– Даже не взглянул?

– Нет. Не в духе был, может, здоровье подводит, может, проблемы… В таком возрасте и раздражительность – частый гость, без причины накатывает.

На этих словах дверь распахнулась, как от сильного порыва ветра, хотя на улице стоял нежный благодушный май, и в зал вломился старик. Порывистость его никак не вязалась с тщедушным видом. Он яростно озирался и дышал с неистовством быка в бою с матадором. Явление было столь резким, что зал на мгновение затих и взгляды посетителей устремились к странному типу. А тот, словно оправдывая сравнение с животным, определил цель – Гию – и ринулся в атаку. Трое друзей, как по команде, вскочили.

– Гергедава, немедленно отвечайте, откуда это?! – тряс он бумагами. – Я должен знать!

Гия, прежде не видевший профессора таким, растерялся и мялся. А тот все распалялся:

– Не молчите, заклинаю! Откуда они у вас?! И где кувшин, с которого вы их срисовали!

Гия потрясенно молчал, а Дато метнул в него острый взгляд, как бы говоря: «Неужели проболтался? Я же просил молчать!» Тот понял немой укор и помотал головой, мол, тайну не выдал. Исступленный старик, не получив ответа, подскочил к Гие и зло шипел в лицо:

– Где кувшин, я спрашиваю, где?! – буйным блеском горели его глаза. Казалось, он стал выше, значительнее себя прежнего, точно внутри него пробудилась могучая сила, готовая смести все на своем пути.

Дато подумал, что он явно не управляет собой.

– Простите, уважаемый, это я Гию попросил об услуге, – кинулся он на выручку другу.

Казалось, эти слова несколько отрезвили профессора. Он вздрогнул, будто осознав, что рядом, оказывается, кто-то есть. На глазах друзей произошла дивная метаморфоза: старик скукожился, как если бы из него выпустили воздух; потух наделявший его чертами юности внутренний пожар, он стал бледным и безжизненным. Его лицо приняло такой вид, точно он смотрит на мир откуда-то из самого далекого угла души, как испуганный зверь из норы. Он вынул платок, отер лоб и губы и заговорил слабым голосом:

– Простите мой пыл, молодые люди, но речь идет о важном, бесценном предмете. Не для меня, для Грузии. Эта находка… Она затмит все! Если, конечно, я не ошибаюсь…