Хэнк Грин - Прекрасная глупая попытка

Он покупает стакан колы, чтобы еда получше улеглась в желудке, но выпивает только половину, ведь столько кофеина ему сейчас ни к чему. И решает не брать комбо, хотя, доплатив всего семьдесят пять центов, получил бы пакетик чипсов в придачу.

Потом он пойдет в Томпкинс-сквер – приятное местечко, хотя и далековато – и съест свой сэндвич там.

Ребекка из «Сабвея» уже принялась за дело.

Пора брать сэндвич.

На этом текст обрывался. Я перелистнул страницу – на следующей, как и на всех оставшихся, маячило одно предложение: «Пора брать сэндвич».

И как бы вы поступили на моем месте? По меньшей мере, вам захотелось бы узнать, действительно ли девушку за стойкой «Сабвея» зовут Ребеккой.

Сабы с курицей терияки и сладким луком я любил еще со школьных времен, и Эйприл, скорее всего, об этом знала. Поэтому я подумал, что она и написала эту книгу. А может, кто-то подглядел, как я заказываю сэндвич? Нет, я все-таки чувствовал, что без Эйприл не обошлось. Я ощущал ее присутствие в каждом слове.

Разумеется, по дороге к «Сабвею» я витал в облаках – и в итоге набрел на табличку в память о нью-йоркском Карле. Раньше я обходил этот район стороной, пусть даже неосознанно.

Табличка представляла собой простой бронзовый квадрат, утопленный в асфальт. Надпись гласила: «Здесь стоял нью-йоркский Карл». Сверху лежала роза, которую чудом еще не затоптали. Красивый жест, не спорю, но в глубине души я возмутился: как это посторонние смеют оплакивать Эйприл! Она моя подруга – им она никто! Бесило, что все вокруг считали ее «своей», хотя знали не настоящую Эйприл Мэй, а лишь публичный образ.

Тут я заметил человека, который решил меня сфотографировать.

– Отвали! – рявкнул я, о чем тут же пожалел – и быстро зашагал к Лексингтон-авеню.

Я решил, что мог упомянуть про сабы с курицей в «Твиттере», а кто-то это запомнил, чтобы потом меня разыграть.

– Шестидюймовый саб с курицей терияки и сладким луком на итальянской булочке, пожалуйста, – сказал я работнице «Сабвея».

С тех пор как я сюда переехал, она уже, наверное, раз десять принимала у меня такой заказ. Девушка выглядела лет на двадцать с небольшим. Мне поневоле стало интересно, какой она национальности. Похожа на азиатку, но при этом темнокожая, акцент незнакомый.

На бейджике значилось: «Бекки».

Я перечислил, какие овощи положить в сэндвич, а когда девушка пробивала чек, поинтересовался:

– А что, «Ребекка» не поместилась?

Девушка вздрогнула, как будто переключаясь в режим «светская беседа с покупателем».

– Ой! – хихикнула она. – Хотела уже спросить, куда это я не поместилась. А ты про надпись! – Она опять рассмеялась. – Да уж, родители неспроста назвали меня Ребеккой. Решили, что с именем Бекки я в Америке точно не пропаду [5] «Бекки» – уничижительное прозвище привилегированной белой американки, которая не замечает или не хочет замечать проблем, связанных с расовой дискриминацией. .

Она говорила быстро, мелодично и с едва уловимым акцентом. Может, британским?

– Вот мы все и прояснили, – улыбнулся я.

– Спасибо за заказ, Энди, и хорошего дня! Рада была снова тебя увидеть.

Меня уже не удивляло, когда незнакомые люди обращались ко мне по имени. К тому же нашелся хороший предлог, чтобы продолжить беседу.

– Бекки, можно я задам странный вопрос? Тебя никто обо мне не расспрашивал? – Я слегка покраснел: прозвучало, как будто я местечковая знаменитость, которая мнит себя звездой Голливуда.

– Нет. А если спросят – я все равно ничего не знаю.

– Ты когда-нибудь видела такую книгу? – ляпнул я и тут же прикусил язык, ведь в книге особо подчеркивалось: никому о ней не рассказывать!

А если показать – считается?

Бекки окинула книгу скептическим взглядом и вежливо заметила:

– На вид – самая обычная. Можно взглянуть поближе?

– Нет! – Я осекся. – То есть… если она с виду тебе не знакома, значит, так оно и есть. Что ж, ладно. Большое спасибо!

К парку Томпкинс-сквер я шел довольно долго.

Мой сэндвич, разумеется, остыл – ну и пусть, я наслаждался прогулкой.

Жизнь поменялась, однако Нью-Йорк остался прежним. После визита пришельцев переключатель не щелкнул. Город выглядел, звучал и пах по-прежнему. Ученые наперебой гадали, какими вырастут дети в посткарловском мире, насколько изменится их отношение ко всему – начиная с устройства на работу и заканчивая выбором зубной пасты. Может, люди и стали другими, но у них по-прежнему был Нью-Йорк – город, где воплощаются мечты.