Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

Поезд должен прибыть в 18:28. На вокзале он возьмет такси до кафе «Лез-Онд» рядом с Домом радио. Там перекусит – закажет гамбургер с картошкой фри. Он продумал заранее каждый шаг, но все равно было страшно – прошлая поездка научила его, что все может сорваться. Мало ли что случится!

Однако все прошло без сучка без задоринки.

– Приятной поездки, месье, – вежливо сказал контролер, проверив его билет.

«Месье» в белой рубашке и остроносых туфлях – это он, Самюэль. Какое наслаждение!

– Вы едете один, месье? – спросила проводница.

– Нет, я… жду знакомого.

Самюэль огляделся с легким беспокойством, и тут же с него слетела всякая солидность.

– Спаситель! – крикнул он и замахал руками.

Вьенер сидел у себя в гримерке, когда туда ворвался Антуан.

– Не слышал стука.

– Извини. Мне выйти и постучаться?

– Нет. Говори, что хотел.

Антуан опять был его импресарио, но теперь Вьенер не позволял ему собой командовать.

– Ни одного пустого места и полно знаменитостей!

Антуан перечислил имена журналистов, музыкальных критиков из разных газет: «Монд», «Ла Круа», «Либерасьон», «Телерама» и т. д., имена известных композиторов и музыкантов. Вьенер, кривясь, разминал левое запястье. Его ничуть не удивило, что, несмотря на его недавние срывы, набрался полный зал. Он знал, что о нем ходят разные слухи. Говорили, что он пытался покончить с собой, лежал в больнице.

– Тебе больно? – встревожился Антуан.

На самом деле Вьенер, хоть кривился, боли уже не ощущал.

– Не буду мешать тебе сосредоточиться.

– Да уж, пожалуйста, – процедил Вьенер.

Оставшись один, он сжал правой рукой запястье левой. Отрезать руки? Поздно. Через четверть часа он выйдет на сцену и начнется трансляция концерта в прямом эфире на волнах «Франс Мюзик». От этой мысли ему стало худо. Он вспомнил про лекарство, которое доктор Агопян прописал ему на случай панического страха. Порылся в сумке и достал трубочку с крошечными шариками. Гомеопатия. Три штучки под язык. Чистой воды плацебо. Вьенер на этот счет не заблуждался, но лучше так, чем хвататься за бутылку. Чтобы занять время, он теперь разминал каждый палец, чтобы усилить циркуляцию крови. Что угодно, лишь бы не думать. Будь у него в гримерной спиртное, он бы непременно надрался. Но Антуан был начеку.

Стук в дверь. Вьенер решил, что это снова импресарио. Однако в приоткрытую дверь до него донесся женский голос:

– Десять минут до выхода, месье Вьенер.

Вьенер содрогнулся – на миг он подумал, что это она , она опять проникла за кулисы. Он вымученно улыбнулся и ответил:

– Я готов.

Между тем 1400 зрителей занимали места в круглом, как цирк, зале. Оркестр размещался в середине, так что у каждого возникало ощущение непосредственной близости к музыкантам.

– Ложа 4, ряд Г, места 16 и 18, – сказал Спаситель, сверившись с распечаткой билетов. – Нам будет отлично видно твоего отца.

– Как тут красиво, – прошептал Самюэль, с восторгом оглядывая стены, обшитые до потолка деревом, сияющие трубы органа, а внизу, в центре, лес металлических пюпитров, ударные инструменты: литавры, тарелки, барабаны, – арфу и рояль. – И страшно, – прибавил он, занимая свое место.

Самюэль подумал об отце, таком изящном, хрупком. Он подолгу разговаривал с Вьенером в больнице Флёри и знал, что тот может не выдержать и сорваться перед публикой. И тогда из гениального Маэстро, как называли его журналисты, превратится в посредственного, путающего ноты пианиста.

– Все будет хорошо, – успокаивал Самюэля Спаситель, сжимая правой рукой фенечку на левом запястье.

Он поймал себя на суеверном жесте и усмехнулся своему неутолимому желанию защищать других, спасать их от самих себя. Легкая мания величия?

19:55. Пошел обратный отсчет. Цепочкой вошли оркестранты: сначала женщины в длинных черных платьях – скрипачки, альтистки, флейтистки, арфистка; затем мужчины в черных костюмах – ударник, кларнетисты, трубачи, гобоисты… И принялись настраивать инструменты: послышались скрежещущие, рокочущие звуки вперемешку со стройными аккордами. Зрители в зале поспешно здоровались со знакомыми, тихонько откашливались.

19:57. Дирижер поклонился публике, его встретили сдержанными аплодисментами. Главным героем был не он.

19:58. Зал замер в ожидании. Знатоки Равеля – а таких в тот вечер собралось немало – знали, что «Концерт для левой руки» требует дьявольской виртуозности. Почему Вьенер, после нескольких провалов и таинственной болезни, выбрал именно это произведение, о котором сам композитор говорил, что оно написано не «для», а «против» фортепьяно?