Елена Глебова - Такси на комоде

Это перелицованное тёткино пальто Лида сохранит на всю свою жизнь, как миллионеры хранят до конца своих дней первую заработанную ими лично монету. О том, чтобы возвращаться обратно в Нелазское, в свою маленькую позабытую Богом деревушку, чтобы стать там дояркой или почтальоном – об этом не было даже речи. Такой вопрос перед Лидой не стоял в принципе. Тётка, работавшая зав. магом, как только выяснилось, что Лида делает успехи в учёбе и даже не малые, по протекции быстро перевела девочку в спец. школу с профильным языковым уклоном. И теперь в портфеле Лиды Нелазской лежал аттестат об окончании средней школы с отличием. Лида свободно переводила без словаря и на ура владела иностранной разговорной речью. И всё, как бы хотелось, но инструктаж портил всё дело.

«Доносить на товарищей, – Лида снова непроизвольно зажевала кончик карандаша «конструктор тм», – как это? Болтать с девчонками, работать вместе с ними, а потом доносы втихаря строчить?! Ну, это не доносы, а «информирование руководства». Надо же так обозвать и перевернуть с ног на голову привычные понятия! А как я им всем буду в глаза смотреть? А смогу ли я это сделать? А вдруг этот Шеремет и с остальных взял подобную расписку о согласии в сотрудничестве? Я – на них, а они – на меня… Господи, как же это меня так угораздило?! Я не хочу! Не хочу! Не могу и не буду! Мне противно, отвратительно и мерзко всё это! Ну, а куда теперь?! Если даже гипотетически представить, что я рву контракт по каким-то причинам и уезжаю обратно в Нелазское, в эту дыру? Кто я там? Что я там? Я знаю два языка, свободно излагаю мысли и на том, и на другом, безошибочно пишу все языковые диктанты и сочинения, у меня самые высокие баллы в группе по аудированию, вполне приемлемое для русских произношение. Мне в Нелазском всё это коровам рассказывать? Господи, что делать-то? А если не доносить? Если писать не всё, что слышишь и видишь? А вдруг кто узнает, что из меня стукача сделали? Что говорил Шеремет? Что я – комсомолка, и в том, чтобы информировать партийное руководство обо всём, что происходит среди коллектива – в этом нет ничего зазорного и скабрезного, это нормально, это просто необходимо для выявления и устранения аполитичных, социально безответственных и морально разлагающихся членов советского общества. Ведь так?! А что же тут плохого? Нашему обществу и впрямь не нужны антисоветчики, а враги могут быть везде, даже среди, казалось бы, самых обычных людей. И даже среди своих. Враг не дремлет, как говорил Шеремет. А Шеремет ошибаться не может. Так, может, всё не так уж и плохо? Он направил меня на дополнительные курсы, через полгода буду знать французский минимум. Да, третий язык просто необходим, и тогда – официанткой в «Медведь». Да мне половина Черяпинска будет завидовать», – карандаш смачно хрустнул, и девушка мгновенно пришла в себя. Вопрос о дальнейшем плане действий уже не стоял. Лида подписала все бумаги в кабинете Шеремета и готовилась к освоению новой, такой удивительной и манящей, многообещающей и завидно й для всех должности.

За те полгода, пока Лида в ускоренном режиме осваивала азы французского языка, её, как будущую сотрудницу валютного ресторана «Медведь» тестировали на всевозможные нештатные ситуации. Она выучила все правила европейского этикета. Девушка безукоризненно знала основное и дополнительное меню, могла на любом из трёх языков свободно прокомментировать состав и способ приготовления любого из блюд, знала всю винную карту, а также совместимость алкогольной продукции с предлагаемыми рестораном блюдами. Золотая заповедь «Медведя» заключалась не только в том, чтобы сытно, вкусно и максимально дорого накормить и обслужить иностранных гостей, но и чтобы эти гости захотели вернуться вновь и оставить в «Медведе» половину своего гонорара. Закрытое заведение для иноземной элиты. Было продумано всё до мелочей. Московская «Астория» и питерский «Метрополь» казались школярами на фоне «Медведя» из захудалого, никому в то время особо не известного провинциального Черяпинска.

Маленький городок на периферии. Во время войны здесь был тыл, во многих дореволюционных каменных старинных постройках располагались госпиталя, о чём свидетельствуют мемориальные доски, которые и по сей день украшают фасады этих зданий. Больше половины городка в то время было застроено деревянными скособенившимися домиками, с кривыми крышами и проваливающимися тротуарами из не строганных досок. Уродливые колонки с ключевой водой, как гигантские клювы, торчали подле дорог и дополняли мрачный убогий городской пейзаж. Лида же видела в городской романтике надежду на будущую благоустроенность. Нищета, безысходность, беспросветность в родном Нелазском выгнали её в Черяпинск, который молодел и обустраивался медленно, но верно. Около крупнейшего на северо-западе металлургического комбината, который отстроили после войны заключённые, стали вырастать кирпичные хрущёвки. Кирпичные пятиэтажки появились и около вокзала. А в центре стояли оштукатуренные двухэтажные чудной красоты домики, которые строили пленные немцы. Надо сказать, что эти дома, напоминающие постройки в Калининграде, прекрасно сохранились и живы до сих пор, а квартиры в них не купить даже за большие деньги – раритет, одним словом.

Читать дальше