Дмитрий Вишняков - Продрогший путник

Тропа повернула на Север и Лекси оказалась на той самой поляне, где когда-то написала свой первый пейзаж. Деревья расступились, замшелый, изрезанный волнами берег открыл путь к океану. Говорят, орегонские бухты выглядят одинаково – песчаный или галечный пляж, справа и слева – скалы, над бухтой высится хэйстэк – обломок вулканической лавы. Но для Лекси именно это место было особым, почти мистическим. Оставаясь здесь одна, долгими часами стоя над мольбертом, она как будто слышала в голосе набегающих волн плач Океана. Плач по своим близким, которых больше нет. Иногда Лекси плакала вместе с Океаном. Именно здесь Лекси дала почившим родителям клятву стать Художником. Это было после окончания калифорнийского коллежда искусств. Тогда Лекси получила степень бакалавра живописи и гранд как подающий надежды художник.

Вот и сейчас, выйдя на безлюдный пляж, Лекси не смогла сдержать слез. Какими радужными были ее мечты. Первые выставки. Первые отзывы, которых ждешь всегда с содроганием. Что бы показать свои работы этому миру, людям, даже одному человеку, пусть это и твоя близкая подруга, нужно немалое мужество. И это утверждение верно не только для живописца. Это как, как… Лекси не знала, как передать словами то ощущение, которое испытываешь, выставляя свои работы. Как будто весь этот неласковый мир оборачивается к тебе лицом – какая-то букашка возомнила себя живописцем? Да, так было в самом начале. В последние годы картины стали работой, конвейером, который убивал искусство, убивал Лекси. Крис никак не мог этого понять. Лекси с отвращением вспомнила, как на выставке в престижной галерее Андерсена в Чикаго, объясняла «свою» мысль, якобы переданную на холсте, разъясняя что же значат те безобразные абстрактные пятна, испещрившие картину. И хотя восторженные возгласы «продивнутой» публики не стихали, Лекси как будто выгорала изнутри. А теперь она не может взять кисть и начать писать. Просто не может. Иногда Лекси думала, что это Бог наказывает ее теперь… За что? За предательство. Да, она предала саму себя, предала свою клятву. Оставалась маленькая надежда, что такие родные ей места исцелят ее. Во всяком случае, Лекси Стоун на это очень надеялась.

Начал накрапывать мелкий дождь, со стороны океана надвигался шторм. Лекси плотнее запахнула куртку цвета хаки и зашагала к своему коттеджу.

Всю ночь с пятницы на субботу над Уотерлейсом бушевал шторм. Волны с бешенством обрушивались на берег, норовя сорвать с якорей катера и яхты у причала. Дождь лил почти всю ночь. Возвращаясь к себе, Питер здоров промок. Приняв горячий душ, он улегся в кровать. За окном бушевала непогода – деревья гнулись под порывами океанского ветра, накренялись и скрипели. В открытую форточку Питеру было слышны удары волн о берег. Бах-бах. Запах свежей, мокрой хвои наполнил коттедж. Сон все не шел. Сквозь гнущиеся ветви Питер видел отблески света в коттедже напротив. Его нежданная соседка тоже, видимо, не спала. Питер мысленно вернулся к утреннему разговору. Она молода, лет двадцать пять, двадцать семь, красива. Что она делает в такой глуши? «Тебе задают этот вопрос постоянно», – одернул он себя. «Со мной другое дело, – сам себе возразил Питер, – мистер Ходжес вряд ли попал бы в этот коттедж, если бы его жизнь круто не изменилась.» Изменилась навсегда. Питер не мог до конца себе признаться, что то счастье, которое подарили ему эти несколько недель в Уотерлейс, явились результатом огромной трагедии. Его личной трагедии. Питер не раз уже размышлял над этим. Сегодня он вновь побывал в церкви над обрывом. Церкви Св. Эдварда. Стоя перед дверьми церкви Питер слышал удары волн о прибрежные скалы, шум океанского прибоя. Наконец он шагнул внутрь. Тишина, царящая в церкви поразила его. Будто он внезапно оглох. Питер неуверенно прошел между рядов со скамьями и сел. Питер размышлял о том, как причудливы дороги Судьбы. «О бездна богатства и премудрости и ведения Божия! как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!», – пришло на ум Питеру выражение из Библии. Питер отдавал себе отчет в том, что если бы он не услышал из уст Дирка Майерса приговор, то провел бы всю оставшуюся жизнь в щумном и гудящем, как огромный муравейник, городе, занимаясь делом, которое не приносит удовольствия, окруженный людьми, с которыми он не чувстовал близость. Жизнь удобную и сытую. В ней нет места переживаниям и стрессам, все расписано на много лет вперед, дорога к Смерти длинная, ровная, как хайвэй. Но в этой жизни нет места и чувствам. Может быть, Господь посылает весть – хорошую или плохую – когда человек совсем запутался, свернул с предначертанной ему дороги. Питер никогда не был фаталистом, но размышляя над тем, что произошло в последние месяцы его жизни, он все больше склонялся к тому, что Судьба протянула ему руку, чтобы вытащить из вязкого болота обыденности. Только почему она выбрала столь жестокий способ? Почему счастье имеет такую мучительно дорогую цену?