Сергей Аданин - Возвращение с Лоэн. Роман

Теперь она, как громом поражённая его болезнью, внезапно осознала, какой трагедией были для него эти дни и ночи. Оставшись одна, она плакала и молила какого-то своего Духа о спасении Джеральда. Она плакала от того, что не может сидеть рядом с ним и также ловить каждый его жест, каждое движение, чтобы скорее вернуть его к жизни. Она – то не сомневалась, что ей это удастся, то начинала страшно бояться если и не за жизнь Джеральда, то за его сознание. Что с ним? Почему?.. Эти вопросы измучивали её до изнеможения. И никто ей ничего не говорил о нём – с тех пор, как она оказалась в этой «кутузке». Зачем их разделили, зачем? Какие они преступники, почему компьютерные сети выдали «не то»? Это ошибка. Этого не может быть… А может быть лжёт этот верзила и хам – скапатор? Как его… Рой Мелли? «Боже, как я ненавижу этого тупого полицейского, – думала она. – Что я сделала ему? Неласково ответила? Но он заслужил это своей тупостью и животной физиономией. Боже, если бы я только знала, что одна только моя корректность могла повернуть всё иначе, я бы выстелилась перед этим бегемотом. Если бы я знала, что случится с Джеральдом, если бы я знала… Поздно. Поздно сожалеть об этом», – она понимала.

…Она продолжала настаивать на встрече с «председателем правительства федерата Ринос», чем лишь вызывала глумливый задор скапатора. Но она-то знает, что Главные по-другому смотрят на невероятные вещи, что ум у них иначе устроен, чем у «тупого полицейского»… И наотрез отказывалась отвечать на какие-либо вопросы Роя Мелли, к которому испытывала почти физическое отвращение. К тому же она не считала свой арест и своё пребывание в этой комнатке чем-то законным. Ей не приходила в голову мысль, что законы в «федерате Ринос» могли несколько отличаться от законов Теонии, которые она и не знала, потому что никогда их не нарушала. Весь расчёт её сводился к тому, что из Риноса они свяжутся с Кантаном, разыщут своих друзей – прежде всего её Лаку, любимую Лаку, по которой она истосковалась – и те помогут им «соблюсти формальности». Если бы не эта сволочь Рой Мелли, поторопившаяся взять её под стражу… Она почему-то была уверена, что если бы этого не произошло, то вопрос о «сокровищах» даже бы и не возник. Потому что это «частное дело». Однако всё перепуталось, их обнаружили, её считают преступницей, а Джеральда, похоже, чуть ли не её жертвой. Её бесило то, что из-за её же личной неприязни к Рою Мелли – а с нею она ничего не могла поделать – заварилась «каша», из которой неизвестно, как выбраться, неизвестно, где взять на это силы, неизвестно… «Если бы рядом был Джеральд, если бы он только на минутку мог оказаться рядом, я бы нашла в себе силы, – думала Лоэн. – Если бы он не заболел, разве бы он позволил, чтобы так обращались со мной, и где – почти что на Родине…. Если бы мне хотя бы на минутку увидеть его, в каком бы состоянии он ни был, я бы нашла в себе силы разорвать этот дурацкий круг…».

Рой Мелли словно читал все эти её мысли и позаботился о том, чтобы никакая информация о Джеральде и вообще о внешнем мире к ней не поступала. Хоть формально она и «под домашним арестом», но это не обязывало его заботиться о том, чтобы «птичка в клетке держала нос по ветру». Он вроде бы специально не изолировал её и от посещений, которые не повредили бы следствию, но поскольку посещать Лоэн было некому, кроме Джеральда, который в «бессознанке» и приходится ей неизвестно кем, что она и сама не отрицала, то… Он почему-то решил, что изоляция Лоэн позволит скорее докопаться до истины. А это – в интересах следствия. Он был уверен даже, что она, общаясь только с ним, рано или поздно не выдержит и даст показания, откажется от своего абсурдного упрямства и требования личной встречи с «председателем правительства». Когда он вспоминал об этом её требовании, его просто смех разбирал. К тому же он не мог простить ей того, что «такая красивая девушка» нисколько «не заинтригована» его внушительной вальяжностью, а разговаривает с ним всегда на пределе своего терпения, с явным отвращением, и осыпает его – представителя власти, да ещё в таком чине – последними словами: тупица, идиот, кастрированная голова, безголовый кастрат… Эта брань просто поразила и вывела его из себя. Поначалу он даже испытывал к этой «лошадке» нечто вроде симпатии, чего она и не потрудилась заметить, не говоря уже о том, чтобы оценить эту симпатию со стороны представителя власти в её положении. Всё это не давало покоя его самолюбию – мужскому и самолюбию государственного человека, и он как бы в шутку заявил друзьям-коллегам во время послеобеденного кофе, что «рыбка лоснится, хотя бесится, цену набивает, никак не хочет понять, что она в сетке, и я могу взять её за бесценок». «Но я подожду, пока она сама предложится», – так он выразился даже. «Ну и что? – ты устоишь?» – спросил один из его товарищей. «Может быть, и устою – если стоя», – выдал пошлую остр о ту скапатор. Работнички полиции ещё похохотали на эту тему: «Ну смотри, не откажи даме». Они-то не придали всему этого значения, потому что не знали, наверное, что Рой уже воображал, как Лоэн его умоляет о «помиловании», стоит перед ним на коленях и «целует» его между ног. Помилования ей, конечно, не видать, как и свои бриллианты, как и свободы, но воображение не знает стыда. И вообще: Рой не любил наглых миллионерш, да еще и кичащихся своим «продажным крупом». Он «любил» их в своих фантазиях только одним – таким вот – способом. Впрочем, это всего лишь фантазии – от кого убудет, кому прибудет?.. Однако «безголовый кастрат» его почему-то задело, вот задело и всё! Вообще-то Рой был неглупым человеком и корректным «служакой», все ему прочили большое будущее. Но Лоэн была чуть ли не первой «красоткой», испытавшей к нему отвращение с первого взгляда. А в это он никак не хотел поверить, это не устраивало его. До сих пор он ставил на любую «лошадку» и выигрывал.