Таня Винк - Забери меня с собой

Катя метнулась к вешалке, наклонилась, взяла с полки мокасины и принялась обуваться.

– Мам, я поеду с тобой, – она выпрямилась, – я готова.

Люда никак не отреагировала на готовность дочки и направилась в свою комнату, все еще переваривая информацию и плохо понимая, что будет дальше. Глядя на две до отказа набитые дорожные сумки, она прижалась спиной к дверному косяку. Возможно, они сегодня никуда не поедут. Возможно, поедут. Ей не привыкать к такой ситуации – ехать или не ехать, за почти четверть века они поменяли тринадцать гарнизонов, неделями жили на чемоданах, она сама паковала вещи, сама укладывала их в контейнеры, сама встречала контейнеры, разгружала, а Миша был на службе. Да, ей не надо привыкать к дороге, к вокзалам, холоду, невыносимой жаре, временному жилью, невозможности накормить детей горячей пищей, помыться по-человечески. А сколько всего потеряно и разбито при переездах! Парадокс, но, может, поэтому она хочет снова ехать? Просто ехать и слушать стук колес, шум вокзалов, нырять в толпу, в которой никого не знает, и забываться в разговорах с попутчиками? Может, это облегчит боль, внезапно навалившееся чувство потерянности, леденящей неопределенности и ожидания непонятно чего? Странно все это – удирали из Баку и думали: вот, теперь все будет хорошо, вот теперь осядем, обзаведемся своим жильем, купим красивую мебель и будем жить, деток на ноги ставить. И она наконец пойдет учиться и будет все знать о цветах, деревьях, разных растениях. Она даже на Кубе выращивала капусту белокочанную, а местные, да и гарнизонные дамочки только диву давались. Но все надежды рухнули. Вместе со страной, клятву которой давал Миша. Рухнув, эта страна под своими обломками похоронила его карьеру, их счастье, будущее, мир в доме. И здоровье Миши с собой прихватила…

Поезд отправляется в 19.30, значит, самое позднее без четверти семь надо быть на вокзале. Сейчас половина девятого. В госпитале она будет минут через сорок, и тогда все станет ясно.

– Мама, чего ты ждешь? – с нетерпением в голосе спросила Катя – Люда и не заметила, когда дочка подошла к ней.

– Вот что, Катерина, я еду в госпиталь, а ты давай в школу.

– Мама, не говори так… – В глазах Кати слезы. – Не говори… – Она мотнула головой. – Так нечестно… Я хочу к папе! – И она заплакала в голос. – Пожалуйста, прошу тебя…

– Это бесполезно, – Люда открыла шкаф, – твой отец ничего не понимает, – она принялась расстегивать халат, – а у тебя скоро экзамены.

Люда сняла с плечиков костюм, подойдя к окну, присмотрелась – еще ничего, вполне можно носить, а ведь костюму этому уже шесть лет. Целых шесть лет… Она купила его в Баку за месяц до отъезда. Такой же костюм был на соседке с четвертого этажа, когда ее из окна выбросили. Люда надела юбку, кофту, быстро провела расческой по волосам, мазнула помадой по губам и торопливо вышла в коридор.

– Мама, я к папе хочу! – сквозь слезы крикнула Катя.

– Давай без истерик, у меня и так сил нет. – Люда рылась в сумочке в поисках паспорта – без него на территорию военного госпиталя не пропустят, даже если тысячу раз уже проходил.

Оба паспорта, ее и Миши, лежали в кармашке, там же билеты и деньги. Последние деньги. Люда сунула ноги в туфли.

– Может, придется сдать билеты и купить другие, на завтра, – растерянно молвила она, все еще плохо соображая, что делать, потому что последнее время малейшее нарушение расписания вселяло в нее панику.

– Давай я сдам, – предложила Катя.

Ей хотелось сдать билеты и чтоб мама их больше никогда не покупала. «Сдать надо обязательно», – подумала Катя – они не могли выбрасывать деньги на ветер. Правда, билеты купил папин друг, Иван Андреевич, он сказал, что папа однажды жизнь ему спас, но папа про это говорить не любит. Мама работает в военкомате, в финотделе, зарплата у нее мизерная. Есть еще папина пенсия, но она вся уходит на лекарства, на благодарности медсестрам, санитаркам. Катя сама им в карманы деньги совала, без этого лежачему больному постель чистую не дадут, пеленку не поменяют, капельницу не поставят.

– Не получится, – мама мотнула головой, – у тебя паспорта нет. – Она посмотрела на часы. – Все, я побежала. – Уже открыв дверь, мама сказала: – Витя вернется в два, и ты в школе не задерживайся. Я сделаю все, чтобы мы уехали сегодня. В четыре от Ивана Андреевича придет машина, если все будет нормально. – И она пошла к лифту.

Катя еще долго стояла возле раскрытой двери. Потом долго мыла туфельки в ведре, долго вытирала. Нет, она не пойдет в школу. Мама, конечно, права, она много пропускает из-за болячек, они к ней цепляются, как репей к штанам, но сегодня она не пойдет.