Таня Винк - Забери меня с собой

– «Скорая» будет ждать на перроне, – сказал шофер, притормозил возле входа в Управление железной дороги и посигналил двумя длинными и тремя короткими гудками. – Сидите, сейчас Иван Андреевич подойдет.

Через пару минут из дверей Управления вышел начальник гарнизона с двумя коренастыми солдатами-срочниками.

– Здравия желаю, – Иван Андреевич заглянул в салон.

– Здравствуйте, Иван Андреич, – хором отозвались Катя и Витя.

– В машину! – приказал солдатам полковник Петренко, садясь на переднее сиденье.

«Рафик» заехал прямо на перрон, где уже стояла «скорая». Посадку еще не объявляли, но вагон открыли. Для папы. Сначала в купе занесли вещи, а потом один из срочников взял папу на руки и понес в вагон. Другой нес вещи. Папины рука и голова болтались… Мама страховала – голову руками придерживала. Катя отвернулась – она не могла этого видеть. «Скорая» уехала. Солдаты и Иван Андреевич вышли из вагона, с ними мама. Иван Андреевич что-то долго шептал маме на ухо, потом обнял.

– Держитесь, Людмила Сергеевна. Я буду звонить начальнику реабилитационного центра, и вы мне звоните. До свиданья, дети, – он взял под козырек, – ваш отец – прекрасный человек, гордитесь им, – и сел в «рафик».

– Идемте, с папой попрощаетесь, пора уже, – сказала мама, и слова эти будто копытом ударили Катю прямо в солнечное сплетение.

Несколько секунд она не могла ни вдохнуть, ни шагу ступить. Витькина спина мелькнула в тамбуре, потом мама крикнула:

– А ты чего ждешь?

Катя нахмурилась и стремглав бросилась в вагон.

– Мама, не увози папу! – Она прижала руки к груди и упала на колени. – Не увози, прошу тебя! Он не сможет без нас!

Лицо мамы залила краска.

– Опять! Прекрати немедленно, не позорь меня, – прошипела она.

– Мамочка, родная, останьтесь! Папа! – Она схватила отца за руку. – Папа, ну скажи что-нибудь! Папа!

Но папа лежал неподвижно. Его глаза были открыты, и это было невыносимо…

– Так! – Мама стукнула кулаком по столику. – Все имеет свой предел! А ну выведи ее! – прошипела она, стреляя глазами в коридор, а там уже народ мелькал и с любопытством в купе заглядывал. – Витя, ты меня слышишь?

Витя, до этого тихо сидящий в углу, встрепенулся, вскочил на ноги.

– Пошли, – и в сторону выхода кивком указал, за руку Катю схватил, стал тянуть.

Катя встала с колен, посмотрела на папу. Ничего не сказала и вышла из купе. Осмотрелась – везде любопытные очи. На одеревеневших ногах выбралась на перрон, остановилась, чувствуя себя совершенно беспомощной. Плакать она не могла – слез не осталось, а душу будто выпотрошили. Она стояла на месте, не понимая, что делать, куда идти…

– Катька, пошли, – с раздражением буркнул брат.

Его глаза блестели от слез.

– Витя, ты хочешь, чтобы папа уехал?

– Все уже решено, пошли, – произнес он срывающимся голосом.

– Неправда! Витя, пожалуйста, попроси маму, еще не поздно! Пожалуйста…

И вдруг за спиной раздалось знакомое хмыканье. Катя резко обернулась и увидела Майю Максимовну.

– Старшего брата надо слушать! – назидательным тоном сказала она, и столько превосходства и ехидства было на ее роже, что в нее плюнуть хотелось.

Рядом стояли Матильда и тетка какая-то, уже в домашнем халате и тапках. В одно мгновение в душе Кати что-то произошло, не осталось и следа беспомощности, и она устремила на Зубенко взгляд, полный ненависти.

– Здравствуйте, Майя Максимовна, – сказал брат и руку к Кате протянул: – Идем…

Катя не шевелилась и, не сводя глаз с учительницы, довольно громко произнесла:

– Не смей здороваться с нею, она… – Сердце у Кати бешено колотилось, она хватала ртом воздух, но вдруг в груди, где-то посередине, разжалась какая-то крепко скрученная пружина и вопрос «говорить – не говорить?» был отброшен далеко за пределы перрона, вокзала и вселенной. – Майя Максимовна очень плохой человек, очень плохой, – отчеканила Катерина, глядя учительнице в глаза и столбенея от собственной наглости. – Она сволочь.

В считаные секунды превосходство и ехидство стерлись с лица Зубенко, оставив смесь злости и обескураженности, граничащими с истерикой.

– Да как ты… – клокочущим голосом начала Матильда, выдвигаясь вперед. – Да как ты… – разбрасывая по сторонам слюну, шипела она, как сковородка. – Дура!

– Сама дура! – бросила Катя ей в лицо и тут же твердым голосом заявила брату: – Я еду с папой, а ты как хочешь.

– Катька, ты что, с ума сошла?

– Это ты сошел с ума!

Катя двинулась к вагону. Дальше все прошло на редкость гладко. Глядя маме в глаза, она прошипела: