Галина Лошкарева - Небо на двоих

Стефания принюхалась. «Нет, кажется, мертвецом не пахнет… Будто я знаю, как они пахнут. Хотя нет. Пришлось однажды… Года два назад в квартире так запахло скверно. Понять не могли, откуда несло. Может, думаю, мышка сдохла и лежит где-нибудь под шкафами вне досягаемости, атмосферу портит. Оказалось, мужчина один с первого этажа жизни себя лишил. Соседи поздно спохватились. Одинокий был. Может, от тоски ушёл…

Всё-таки не понимаю, что могло произойти такого, чтобы человек на это безумство решился. По мне так что бы ни случилось, от мыслей этих боже упаси! Даже если больно так, что не знаешь куда деться. Как сейчас… Будто всё тело через мясорубку пропустили. Будто разбили на мелкие кусочки, как скульптор – своё неудавшееся произведение: яростно, безжалостно, чем-то тупым, тяжёлым, холодным.

Понятное дело – столько лет напрасного труда, вынашивания замысла, ваяния, радужные ожидания, рукоплескания восторженных зрителей… А тут получилась я – нечто нелепое, несуразное, не пропорциональное, не гармоничное. «Это» можно назвать чем угодно, только не произведением искусства. Исправлять что-либо здесь бесполезно. Надо начинать всё с начала. А куда девать «это»? А «это»…

– На тебе! На тебе! – приговаривает скульптор. И летят наотмашь удары чем-то тупым, тяжёлым, холодным.

Я на своих глазах разлетаюсь, рассыпаюсь на куски и кусочки, которые секунду назад были частью моего целого. Больно! Но кричать не могу, ведь я – всего лишь глина, или гипс, или фарфор. Словом, материал. Неужели тому, кто взялся меня создавать, невдомёк, что у него, материала, тоже есть душа и ей больно. Очень больно, когда ломают, бьют. Особенно, когда в сердце. Слышишь, мастер, не надо в сердце! Но тот повторяет: «На тебе! На тебе», продолжая колотить тупым, тяжёлым, холодным.

Моё тело – уже безрукое и обезглавленное – еле держится на слабом каркасе. Находится всё больше желающих подойти поближе, ударить побольней. А этот… – разломал до основания, до мизинчиков пальцев ног. Нашёл момент! Перед самым днём рождения. Заявил: «Мы не можем быть вместе. Нам надо расстаться». Главное, как, – по телефону сообщил. Как будто между делом: «У меня тут насморк случился. Не приду к тебе сегодня, чтобы не заражать». Трус. Глядя в глаза-то признаться труднее. Да и вдруг причитать, умолять начну, вцеплюсь мёртвой хваткой. Мужики этого не любят. А так, по телефону, – в любой момент отключиться можно и вместо женской истерики услышать безобидное: «Пик-пик-пик».

Видимо, он на это и рассчитывал. А может, ожидал услышать в трубке: «Ты что? Как уйти? Давай поговорим, разберёмся, что случилось? Что во мне не так? Я исправлюсь. Честно. У нас всё будет хорошо!».

Точно. Так и надо было сказать! И у нас всё было бы по-другому… А сказала торопливо: «Желаю счастья» и повесила трубку. От растерянности? От незнания, «как правильно», надела маску независимой, сильной, безразличной, холодной? От всего вместе взятого. Да и какой смысл разбираться, отношения выяснять, если человек для себя всё решил. Решил идти по жизни без меня. Он имеет на это право. Подлец, конечно. Никто не заставлял его складывать со мной отношения. Сам интерес проявил. А я?

Что я! Отвечала ему тем же. Уже планы строили на будущее. Образ идеальной семьи рисовала: муж, жена, дети, всё чин-чинарём. Любовь, счастье, гармония. А самое главное, он, кого вот-вот назову мужем, прекратит акт вандализма и разрушения моей личности. Не позволит никому крушить, исправлять, делать больно его любимой женщине…

Вандалом оказался он сам. Разломал до основания и меня, и мои мечты чем-то тупым, тяжёлым, холодным.

Но даже сейчас, когда вся распластанная, разбросанная, разбитая трясусь всеми своими звенящими осколками в этом поезде. Не хочется ни есть, ни пить, ни писать, ни выходить на улицу… Даже сейчас не хочу прощаться с жизнью! Не хочу взлетать на небеса и наблюдать за всеми свысока. Я и без того высоко сижу, далеко гляжу – на верхней полке двенадцатого.

Если там, на небесах, и появляться, то с одной лишь целью – узнать, как совершаются браки. Говорят, они ТАМ создаются. Прийти, посмотреть, какая я в очереди. Или про меня опять забыли, подвинули. Кому нужна, расколотая и разбитая до основания?

До основания? Основание всё-таки осталось! Значит, есть надежда собраться, сложиться в единое, целое, вползти, взобраться, вскарабкаться скалолазкой. Или «взлететь, возродиться»… Я кого-то процитировала?

И потом, во мне так глубоко сидит убеждение, что если что-то бьётся, то на счастье! И жизнь вдребезги – тоже на счастье!» – завершила внутренний монолог Стефания.