Мара Минг - Авиньон и далее везде. Роман-путешествие о любви и спасении мира. Основан на реальных событиях. Публикуется в память об авторе

Я вдруг сообразила, что плакат с анонсом именно этого шоу и украшал жилище Джона.

Артисты выстроились в шеренгу, кукол повернули лицом к залу. Те выглядели отталкивающе: грязные, с длинными полиэтиленовыми колбасами вместо рук и ног, плотно набитыми чем-то вроде паштета. Мне вспомнилась гуманитарная помощь, которую нам, перестроечным школьникам, в начале девяностых присылали из Дании (считалось, что нашей стране надо помогать). Тот паштет был в жестяных цилиндрах: стоило потянуть за колечко, как дно со скрежетом отрывалось, и на тарелку выползала серо-розовая масса. Смотреть на паштетных кукол было неприятно, и я перевела взгляд на большого японца: огромная грудь, бедра-амфоры, а ступни упакованы в крохотные черные ботиночки. Из ботиночек гигант вырастал, как мультяшный джинн из лампы. Может, с ним поступали как с китайскими принцессами – пеленали ступни с детства, чтобы те не росли?

Японец, державший микрофон, дернулся, словно его ударило током, и что-то неистово заорал. Судя по всему, объявлял бой. Я поняла, что надо готовиться к худшему. Может быть, даже прочесть молитву.

– Япошки! – воскликнул Джон и хлопнул себя по коленке. Похоже, он был восхищен. – Но вообще… – он оглянулся и разом помрачнел, – дела не очень. Мы по приглашениям, эти, – (тычок пальцем назад) – тоже свои. Ну, допустим, те даже заплатили. Четверо! Всё! Ну и сколько они в день теряют? Триста, четыреста евро?

– Почему теряют?

Джон начал загибать пальцы. В желто-зеленом свете софитов его лицо тоже стало зловещим; я даже немного отодвинулась.

– В шоу вложились? Вложились. В оборудование? Ага. Плюс аренда. – По моему лицу Джон сообразил, что здесь не все ясно, и добавил: – Театр им не платит. Это они его арендуют, пока идет фестиваль.

Тьма сгущалась.

Рефери пихнул кукол в руки бойцам: самураю досталась желтоволосая, великану – черноволосая. Комментатор юркнул под ограждение ринга и затаился в чернильной тьме позади зрителей. Рефери взметнул руки бойцов в воздух и яростно, брызгая слюной, представил их публике. За моей спиной раздалось улюлюканье. Было очевидно: краснолицее чудовище – фаворит публики, сила добра. Черный великан – зло. Музыка грянула снова.

– То есть это не театр их нанимает, а они снимают себе театрик? – проорала я Джону в ухо. – Теперь им надо отбить аренду и еще заработать, так?

Джон кивнул.

В мире уличных артистов все было как-то очень перевернуто.

На площадке началось невообразимое. Синхронно, как по команде, оба героя швырнули кукол по углам ринга, а сами закружились в танце, похожем на ритуальную пляску туземцев. Выделывая руками и ногами адские коленца, противники орали друг на друга.

– А-а-а! – вопил ниндзя.

– У-о-e-ыыыы! – вторил ему великан.

– Дымц! Дымц! Дымц! Дымц! Дымц! Дымц! Дымц! – неслось из динамика.

Разинутые пасти, вываленные языки, чехарда ног в черных ботиночках и цыплячьих рук в неопреновых налокотниках. Черные штаны, хлопающие по тощим ногам, точно паруса пиратского фрегата по мачтам. Скорлупа из папье-маше на тонкой шее, как блестящая маска смерти. Если и существовала демо-версия преисподней, то это была она.

– Арррррррр!

– У-о-о-ы-аааааа!

Рефери теннисным мячиком подскакивал на месте и тоже верещал.

Человеческая психика несовершенна; никогда не знаешь наверняка, где в ней дыра. Однажды в Индии мы с друзьями наелись грибов: решили узнать, что же это такое. И узнали. Друзьям было весело, они до слез хохотали над тем, что не могут оплатить счет в пляжном кафе, потому что забыли цифры. Я же помню, как легкое опьянение сперва перешло в дрожь, потом в тошноту. А потом я вдруг увидела, как неповоротливый мир осторожно меняет положение в пространстве, словно ему надоело сидеть просто так. Первыми, разминая затекшие плечи, начали оживать горы. Следом пальмы потянули ко мне зазубренные кровожадные листья. Каждый камень смотрел с угрозой. А на небе – на небе вдруг вспыхнул красочный блокбастер про ядерную войну. Краски становились сочней, а в поле зрения возникали существа, место которым в научной фантастике.

– Бэд трип? – донесся издалека чей-то голос. – Бывает, держись.

Потом мне объяснили, что «бэд трип» – «плохое путешествие» – это когда психика дает сбой, и вместо красивого мультфильма ты видишь кошмары. Но тогда – тогда я держалась из последних сил. Слезть с аттракциона, как оказалось, невозможно: не помогают ни алкоголь, ни молитва, ни купание. Шесть часов ты видишь чудовищ. Их я и вспомнила, сидя в темном ледяном зале рядом с Джоном: представление тоже тянуло на психоделический кошмар. В человеческом боксе существует ряд всевозможных «нельзя», «не стоит» и «побойся бога», но японский бокс – нет, японский бокс был не для маменькиных сынков. В японском боксе, очевидно, можно было все. Противники кувыркались через голову, на лету молотя друг друга ногами, головами и локтями куда придется. Куклы летели на канаты: я всякий раз ждала, что полиэтилен лопнет, и в зал брызнет паштетная начинка (тогда я наконец убегу). Тело здоровяка-великана блестело от влаги, как корпус подводной лодки. Мокрые волосы прилипли ко лбу. На груди-равнине красовались царапины – откуда они успели взяться? Я загипнотизированно следила за его маленькими ножками. Я поняла: ступни на самом деле были тоже огромными, как и все остальное, просто ботиночки нашлись только детские, и ступни пришлось неведомым (и наверняка страшным) усилием втиснуть внутрь. Я была теперь в этом совершенно убеждена.