Таня Винк - Замуж – никогда

– Эй! – Он остановился и с упреком посмотрел на Аню. – Ты у них что, прислуга? – И уставился на девчонок волком.

Аня глазами захлопала и тут услышала сдавленный смешок, как будто кто-то в ладошку прыснул. Она повернула голову и увидела: из-за угла за ними наблюдают хихикающие одноклассницы.

Аня сразу смекнула, что к чему, и тут же руки от портфелей отдернула:

– Сами несите!

– Ты чего? – выпучила глаза одна из «благополучных».

– Аня, мы с тобой не будем дружить, – заявила ее подружка.

– Ну и идите вы в …! – ответила Аня и побежала к лестнице, а вечером ей позвонила девочка из «неблагополучных» и рассказала: те девчонки поспорили на рубль, что Аня возьмет у них портфели.

На этом ее попытки проникнуть в недоступный, но такой притягательный мир закончились, а вот желание, конечно, осталось. И страх со стыдом тоже – они просто так никуда не деваются. «Благополучным» ее строптивость не понравилась – не над кем больше насмехаться, и они всячески доставали Аню: то мелом сиденье разрисуют, то в туалете закроются и ее не пускают. В общем, непросто ей было, а неприятнее всего было испытывать стыд перед Русланом. Его семья, вернее он, дедушка и бабушка, недавно поселились в их доме на пятом этаже, а родители мальчика остались где-то на севере, они там работали. Руслан очень хороший и очень красивый – высокий, стройный, глаза голубые, и еще он старше Ани, ему уже десять. Он все знает о ней, ведь в их квартире слышно, если кто-то ходит по чердаку. А однажды его дедушка поднялся ночью на чердак, увидел Аню с мамой и пригласил их к себе. Ох, и натерпелась Аня стыда… С тех пор она избегала Руслана, а он, наоборот, начал с ней здороваться. Странный мальчик.

Аня решила застелить постель, а одеяло мокрое. Ой, она же чашку уронила! Аня поставила чашку на пол, одеяло развесила на балконных перилах и вернулась в комнату. Села на стул и, глядя на раскладушку, снова незлым тихим словом вспомнила отца – это он в позапрошлом году без спросу отвез Анин диван в деревню к своей двоюродной сестре, она, видите ли, еще одну комнату к дому пристроила, и ей мебель нужна.

– Как же я теперь буду без дивана? – удивилась Аня.

– Ничего, новый купим, – пообещал отец.

– Да и диван был никудышный, – добавила мама.

Неправда – диван был старый, но удобный и крепкий…

За стеной, в комнате мамы, скрипнул паркет. Аня вскочила на ноги и побежала в кухню чайник ставить – мама голодная, не завтракала, чаю захочет. Чиркая спичкой о коробок, девочка чувствовала себя взрослой и ответственной. Она заправила за уши волосы, выбившиеся из конского хвоста, и застыла в ожидании похвалы, но, увидев маму, даже рот открыла от удивления. Под глазами и на переносице, от виска до виска, у матери красовался длинный фиолетовый синяк. Губы вздулись – просто ужас. На скулах багровели ссадины. Такой Аня маму еще не видела…

– Чего уставилась? – с трудом шевеля лиловыми губами, спросила мама странным, глухим голосом, как будто ее язык не шевелился.

Аня заморгала и шагнула к холодильнику:

– Сделать тебе бутерброды?

Мама отрицательно мотнула головой:

– Не надо… Отец не приходил?

– Он мне не отец! – выкрикнула возмущенная до глубины души Аня.

Над ней нависло неподвижное лицо мамы.

– Ты что это, девка, несешь?

Аня втянула голову в плечи и молча скосила на маму глаза.

– Анька, я тебя спрашиваю! – Мама сорвала с крючка мокрое кухонное полотенце (девочка им посуду вытирала), размахнулась и так ударила дочь по лицу, что у той искры из глаз посыпались. Пытаясь увернуться, Аня ушибла плечо об угол холодильника, но не вскрикнула, а только зубы крепче сжала.

– Чтобы я этого больше не слышала! Поняла? – Мама снова замахнулась на Аню полотенцем. – Он твой отец!

Защищаясь, девочка вскинула руки и зажмурилась, но удара не последовало. Она медленно открыла глаза. Опираясь о стол, мама тяжело опускалась на табуретку. По ее покрытым ссадинами щекам текли слезы. Полотенце валялось на полу. От обиды Аня всхлипнула, и испуг в ее груди снова начал твердеть. Она открыла рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, но мама стукнула кулаком по столу:

– Не смей сопли распускать! Он твой отец, поняла?!

Аня вздрогнула, но не смогла сдержать слова, давно уже просившиеся наружу:

– Он мне не отец! Я его ненавижу! Чтоб он сдох!

Мама подняла с пола полотенце и сильно избила Аню, но не из-за этого девочка запомнила именно эту ссору, а не сотни других, свидетелем которых она уже была и еще будет. Не из-за того, что она впервые искренне призналась в своей ненависти к отцу. И не из-за того, что мама ее побила – не первый раз, но уж очень сильно. А потому, что в тот день Аня впервые почувствовала, что в ее сердце нет жалости к матери. Жалость исчезла… Испарилась. А ее место тут же занял кусок льда, бесчувственный и колючий.