Таня Винк - Он тебя недостоин

– Коля, это не наше с тобой дело… Молодые сами разберутся.

При слове «молодые» Наташа и Леша посмотрели друг на друга широко открытыми глазами и плотину, из последних сил сдерживаемую, прорвало…

Наташа улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям и посмотрела в иллюминатор – увы, ничего, кроме белых облаков. На большом экране в центре салона тоже облака – время от времени пассажирам показывали то, что можно увидеть из кабины пилота. Лешка дремал, откинувшись на спинку кресла. Волна нежности накрыла Наташку, и она поцеловала его в щеку. Он распахнул глаза, улыбнулся, и время остановилось – так было всегда, стоило им посмотреть друг на друга. Он взял ее руку в свою, и мир исчез – так было всегда, стоило им коснуться друг друга.

– Я люблю тебя, – прошептал он, поворачиваясь к ней.

Мимо прошмыгнула стюардесса.

– Я люблю тебя, – прошептала она, зажмурилась и тихонько застонала. – Лешка… не смотри на меня так… я… я сойду с ума…

До Лешки она не любила. Влюблялась – это да, несколько раз и ненадолго, до того момента, пока становилось неинтересно, или до первой ссоры. А с Лешкой всегда интересно, потому что в нем до сих пор живет маленький мальчик с тысячей «почему» и «зачем». И еще он не стесняется говорить о том, что чувствует, – это редкое качество для мужчины.

– Поехали сегодня ко мне, – сказал он таким тоном, что у Наташи в животе запорхали бабочки. – Я не могу без тебя ни минуты. Ты мое счастье… Оставайся у меня… Навсегда.

Что она могла сказать?

– Я… Я не знаю… Я соскучилась по папе… Он места себе не находит, я по голосу слышу…

Конечно, она поедет к Леше, и папа ее поймет, хотя частенько бубнит, мол, скоро она совсем бросит старика-отца. Да не бросит она его. Никогда не бросит! Просто она не может жить без Лешки. Он, как и папа, ее защита от всего. И от самого большого горя в ее жизни, которым она может делиться только с Лешкой, – папа не может говорить об этом.

У нее нет мамы. Она не знает, как мама выглядела, не сохранилось ни одной ее фотографии, они сгорели при пожаре, который она не помнит, – вся квартира выгорела из-за телевизора. Она знает только имя – Юлия – и что маме было двадцать три года, когда она исчезла. Пропала без вести. Пошла в магазин и пропала. В детстве все смотрели на Наташу, как на странное существо, которое надо жалеть: у нее нет мамы! А мамы подружек между собой называли ее сироткой, и в их отношении к ней было что-то слащаво-жалостливое и вместе с тем настороженное. Это бесило Наташу, она плакала, негодовала, но папе ничего не говорила – в потаенных уголках ее непримиримой души пряталось испуганное существо, больше всего на свете боящееся жалости. И так получилось, что к окончанию института она оказалась не только без подруг, но и единственной незамужней девчонкой в группе. А также единственной не живущей в гражданском браке. Почему? Наверное, потому, что она не доверяла парням и всех сравнивала с папой. Сравнение было не в их пользу, а вот Лешка смог поселиться в ее сердце. И немудрено, ведь их отцы из одного поселка, дружат с пеленок, значит, и между ними существует какая-то связь – неуловимая, но затрагивающая самые нежные струны души… Наташа в том поселке не была, а Лешка рассказывал, что лучше туда не ездить, там сейчас полный мрак, потому как шахту закрыли в конце девяностых годов прошлого века и неизвестно, как люди выживают. Кто решил не выживать, а жить, побросали дома, квартиры и уехали. Наташа слышала про такие поселки, даже по телевизору их видела, и желание побывать на родине предков у нее никогда не возникало, да папа и не настаивал.

Денис, папин приемный сын, помнит ее маму, но плохо, ему было всего восемь лет, когда ее не стало.

– Я понимаю, почему отец не может говорить о твоей маме, – сказал Денис однажды, – ему тяжело. Невыносимо тяжело. Знаешь, я ведь больше никогда не был на том пляже… И на могилы родителей не могу ездить. Они живут в моем сердце, а это самое главное.

Мама тоже жила в ее сердце, и иногда во сне Наташа слышала ее голос – тихий, нежный, неповторимый голос женщины, подарившей жизнь ее душе. Иногда приходили сны, в которых над ней склонялась золотоволосая женщина, и она трогала ее длинные, прохладные на ощупь локоны и счастливо смеялась. А вот ее лица она не видела. Или видела, но потом не могла вспомнить. Она просыпалась с бешено колотящимся сердцем и, стиснув руки, пыталась прокрутить сон во всех подробностях и запомнить. Запомнить все – плечи незнакомки, грудь, шею, голос, каждый его оттенок, каждую вибрацию. Потом она долго хранила этот образ в памяти, пыталась перенести его на бумагу и однажды сунула неумелый детский рисунок отцу: