Людмила Бояджиева - Сладкий роман

— Потрясающе! Просто удивительно, что мы сидим где — то в непроходимых джунглях и будем сниматься у самого Кьями! — попыталась она скрыть смущение и строго посмотрела на парня: — А ты шустрый!

— Вспыхиваю как порох! Просто балдею от всего этого. — Ал провел ладонью по её груди, обтянутой тонким трикотажем, чуть задержавшись на выделившихся вдруг сосках. Дикси встрепенулась:

— Все возвращаются! Убери руки!

До сих пор они находились в автобусе одни, не считая шофера, дремавшего за стеклянной перегородкой. Вита разливала кофе коллегам, разморенным жарой и сонливостью в зеленой тени дерева. Но вот прозвучала команда и люди неохотно потянулись к автобусу, отбрасывая окурки и дожевывая бутерброды.

Дикси инстинктивно одернула майку и внезапно залившись горячим румянцем, опустила глаза. Произошло нечто важное, сугубо интимное, то, что она считала невозможным демонстрировать окружающим: едва знакомый парень до головокружения волновал её.

— Ну нет, малышка, мы не станем прятаться, — Ал обнял её за плечи. — Я знаю что ты свободна — это сразу чувствуется. Мне тоже бояться некого. И вообще, может я уже репетирую? — Он снова прильнул к губам девушки, вдавливая её затылок в бархатный подголовник. Внутри у Дикси что — то оборвалось — она полетела в звенящую, мерцающую искрами бездну, чувствуя, что никогда уже не будет прежней…

— Браво, детки, браво! — в проходе стоял Умберто, поправляя очки, cоскальзывающие с потного носа. Затем он промокнул лоб большим смятым носовым платком и спрятал его в карман, неторопливо ожидая, пока его герои не разомкнут объятья. — Вижу, вас уже не надо знакомить. Начало хорошее. Кажется, дело у нас пойдет на лад Умберто с улыбкой посмотрел на пылающую Дикси.

— Ты хорошо запомнила, детка, как это было? Ну, как смотрел, прикасался, дышал? Ничего не упускай, все собирай в свою актерскую копилку. Знаешь, ведь эти вещи дорого стоят… — Он потрепал Ала по плечу:

— И что это тебе все с зубной пастой или со стиральным порошком снимают, ума не приложу.

Умберто был несказанно рад: в потемневших глазах девушки, в бесстыдной жадности парня, Старик увидел естественность чуда, то таинственное могущество бытия, о котором думал только что, созерцая с холма буйство тропической природы. Теперь он наверняка знал, что ему опять повезло судьба дала своему любимчику шанс пропеть на пороге семидесятилетия «лебединую песню».

Уже в полдень Дикси целиком принадлежала Алану. Душевые кабины выстроились в ряд прямо на траве против жилых фургончиков. Закрыв глаза, Дикси блаженствовала под водяными струями. Он вошел совершенно обнаженный и, ни слова не говоря, прильнул к мокрой девушке. Ее спина прижалась к ребристому пластику, вниз живота, упорно ища вход, тыкалось нечто твердое и горячее, а сверху, разбиваясь о загорелые плечи парня, падали водяные струи. Захватив ладонями ягодицы девушки, Ал слегка приподнял её, Дикси сцепила на крепкой шее руки и обвила ногами узкие бедра с яркой незагорелой полоской на бронзовой коже. Тонкие перегородки кабины вздрагивали от ритмичных ударов, шумела вода, ослепительно сияло стоящее прямо над головами огненное солнце… Стоны совокупляющихся оказались настолько громкими, что у фургончиков насторожились распаковывающие багаж люди.

— Ну и горячая парочка нам попалась! Плевать они хотели, что я в соседней кабине моюсь, — перебросив через плечо полотенце, объяснила ситуацию возмущенная Вита. — Прямо гориллы в клетке!

Дикси заметила странные взгляды, которыми встретили её появление члены группы, но ничего не поняла: все, случившееся с ней в этот день было окутано дурманом сновидения. Жар в крови, туман в голове, пьянящие ароматы неведомых цветов создавали ощущение горячки, бреда. Опасный вирус настиг Дикси — её охватила лихорадка тропической страсти.

Вечером, торопясь поймать невероятный, разлившийся на пол — неба багровый закат, Умберто отснял пейзажную сцену с мелькавшей среди зарослей болотных трав полуобнаженной «дикаркой».

— Неплохо выйдет, думаю. Я наснимал все окрест — паутинок, паучков, цветочков-ручейков — тут прорва красотищи — так и лезет в камеру. — Сол cворачивал аппаратуру. — Только зачем девочке этот «фиговый листок» из леопарда? Пусть будет голенькая, я сниму через фильтр, в тенях и травинках, так что сразу и не разберешь что к чему.

— Именно! Молодец, Сол. Пусть рождается из самой плоти джунглей смутный образ, намек, тень. То ли стебель, то — ли цветок, то ли разыгравшееся воображение. — Поддержал оператора Умберто. — А потом — бац! Живое человеческое тело, воплощенный идеал. Дочь земли, воды, ветра. Ведь все это должно оглоушить парня. Нагловатый, самоуверенный американец, все перевидавший в свои двадцать пять — и вдруг — явление из каких-то неведомых сфер… То ли божество, то ли дьявольский соблазн. Его как током шарахнуло…