Елена Самогаева - Моя золотая медаль. История любви к жизни и к женщине…

Пациента со сложными разрывами брюшной полости привезли рано утром, когда солнце еще только всходило над Пышмой. По впалым глазницам, синюшного цвета лицу и прерывистому дыханию мужчины Ракитников понял, что до областного центра скорее всего они его не довезут.

Нужна была операция, причем незамедлительная. Сам Володя за два года своей деятельности провел их несколько, но что это были за операции – удаление аппендикса да несколько зашитых ран на кожных покровах пациентов. Волнение, охватившее все его существо, заставило молодого хирурга немного перевести дух. «Нужно взять себя в руки и успокоиться» – произнес он про себя, но волнение только усиливалось.

По дороге в операционную он увидел маленького мальчика, испуганно таращившего глаза на людей в белых халатах. Он молчаливо сидел в приемной, забившись в кресло рядом с кабинетом главного врача. Стало быть, этот самый мальчик, о котором говорил фельдшер, доставивший на машине скорой помощи пострадавшего. Тот самый мальчик «маугли», от внешнего вида которого пришли в ужас все санитары, сопровождавшие пациента.

Срочно были вызваны живущие неподалеку анестезиолог, ассистент хирурга и медсестры. Пустынные коридоры вскоре заполнили проснувшиеся от шума любопытствующие пациенты. Операция началась.

Солнце уже давно стояло над темнеющим лесом, заполняя пространство ярким теплом и светом. Сережа спал в кресле, укрытый нянечками теплым одеялом, убаюканный тикающими часами, висящими над его головой. Он даже не услышал, как щелкнул замок в кабинете главврача, не увидел, как его заполнили работники больницы на очередное утреннее совещание. Не услышал он и тяжелой поступи уставшего молодого хирурга, выходящего из операционной, не увидел его мокрого от пота лица. Через несколько минут мимо приемной, на носилках под окровавленной простыней пронесли труп пациента, который скончался, не приходя в сознание.

Уставший анестезиолог, нервно куривший на ступеньках крыльца, печально сдвинув брови, хмуро делился с работниками морга, молодыми парнями в голубых спецовках:

– В чем душа держалась… Если бы не дикий кабан, все равно не жилец был бы …Но наша Голубиха от нашего доктора камня на камне не оставит… Съест, и не подавится…

Коллеги видели, как главный врач, злобно сверкая глазами, распустив полы белоснежного халата, неслась в свой кабинет, где ее, трепеща, ожидали остальные.

Ракитников уже знал, что через несколько минут он будет сидеть за столом в ординаторской, и писать первую в своей жизни объяснительную. Еще через несколько дней он уедет из города обратно в Москву, держа в руке заявление об увольнении по собственному желанию, раздавленный и сломленный духом. На перроне станции он сухо попрощается со своей возлюбленной, и та, горько плача, все еще будет на что-то надеяться.

6.

У окраины леса, окруженный невысоким забором, стоял двухэтажный домик из красного кирпича. Двор перед ним, старательно вычищенный от осенней листвы, был широкий и просторный. Он был пуст, если не считать нескольких построек и турников, покрашенных синей краской.

У входа в здание топталась дворничиха с метлой, то и дело зевая, вяло разгоняя прожорливых, скандальных воробьев. Птицы, нахохлившись, старательно подлетали, пытаясь ухватить свое и не допустить на свою территорию стаю не менее наглых ворон.

За окнами этого таинственного дома маячили огни фонарей, освещая широкую улицу. Сережа заворожённо смотрел на них, как на странные земные звезды. Тонкие корабельные сосны дремали под песни сентябрьского прохладного ветра. За ними, словно за частоколом, темнел сквер с длинными- предлинными аллеями. Улица Шаховская, нагроможденная нелепыми двухэтажными клумбами и фонтаном, начиналась прямо за парком, и там каждую ночь бесновалась задорная, легкомысленная музыка. Еще ему нравились пешеходы, вечно куда-то спешащие, с сумками или без, с зонтами и в шапках, в плащах, коротких куртках, или на странных дощечках на крошечных колесиках. Это был чужой мир, в котором ему, мальчику с Черных озер, не было места. Во всяком случае, ему так казалось.

Каждый день к нему приходили какие- то незнакомые люди, лица которых сливались в суете дней, не оставляя в его памяти никаких следов. Он с трудом понимал, о чем они говорят, о чем спрашивают. Ему же хотелось поскорее вернуться туда, где он чувствовал себя счастливым, и он с тоской всматривался в лица прохожих в поисках знакомых черт. Ему казалось, что нужно еще немного подождать, посидеть в тишине, и придет отец, уставший и хмурый, пахнущий костром и рыбой.