Елена Самогаева - Моя золотая медаль. История любви к жизни и к женщине…

Уже виднелись огни поселка. Здесь дорога резко поворачивала направо – это означало, что болотистые места закончились. Оставалась пара километров до Маркеловки, ближайшей деревни, где жизнь еще била ключом. Лошадь уже поднимала уши, вслушиваясь в тишину, нарушаемую редкими криками ночных сов. Лесник задремал, все еще обнимая ружье.

Внезапно Малька остановилась, принюхиваясь к незнакомым запахам, и захрипела. Лесник очнулся, спрыгнул с телеги, все еще не понимая, в чем дело. Спросонок ему почудились чьи – то тени между деревьями, повизгивание и возня. Еще немного, и он увидел на дороге небольшую компанию полосатых поросят. Они резво подкапывали смородиновый куст в поисках вкусных кореньев, не обращая внимания на подъехавшую телегу с лошадью.

Алексея охватил ужас. Поросята… Значит, где-то рядом и мамаша… Может, и целая стая кабанов. Через минуту он понял, что не ошибся. Мужчина хотел было подстегнуть лошадь, чтобы та пошла, но не успел. Малька отпрянула, хрипя и задирая морду, и лесник прямо перед собой увидел огромное, черное существо. Лошадь попыталась сдвинуться с места, испугавшись ночного гостя. Телега покачнулась и заскрипела. Алексей схватил ружье, но не успел выстрелить. Сбоку метнулась еще одна тень. Дикий вепрь, похожий на ночного черта, с шумом бросился на него, словно молния.

Молодой хирург районной больницы тихо дремал, прислонясь к косяку двери небольшой ординаторской. Голова его клонилась к письменному столу, стоящему у самого входа, вздрагивала, затем вновь погружалась в сон. Ему было всего лишь немногим более двадцати пяти, – тонкие светло-русые волосы, собранные в пучок на затылке выдавали в нем столичного выпускника медицинского вуза, строгое лицо, но совсем еще детское, обсыпанное веснушками, – человека с принципами, решившегося на такой переезд в самую настоящую глушь.

– Владимир Павлович, больного привезли, – полушепотом произнесла вошедшая нянечка, трогая доктора за плечо.

Врач вздрогнул, открыл глаза, немедленно водрузил на нос свои очки с толстыми стеклами, и торопливо поспешил к выходу.

Больница стояла на окраине города, рядом с рекой Пышмой, за которой возвышался густой, непроходимый лес. Изредка оттуда слышались протяжные крики сов, перестукивание дроздов, слышалась маетная суета птичьих стай над вершинами деревьев, потревоженных подъехавшей каретой скорой помощи.

Небольшой городок Заречный спал безмятежным сном. Широкая дорога, ведущая мимо больницы в центр, круто поворачивала на мост, увенчанный белой аркой с надписью, гласящей о названии города. За ней, на небольшом плато, располагались строгие улицы, очерченные рядами корабельных сосен.

Владимир Павлович Ракитников, а для остальных сотрудников просто Володя, смотрел на спящий город с тоской и благоговением, – где то там, в его недрах, на одной из темных улиц, сном младенца спала его возлюбленная, из-за которой он и оказался в здешних местах. Молодой врач усмехнулся, вспоминая лицо своих родителей, когда он сообщил им о своем решении. Володе нравилось шокировать своих интеллигентных родителей, нравилось шокировать своих друзей, которые были искренне удивлены его неординарным поступком. Только ради их удивленных и ошарашенных физиономий можно было поехать в эту богом забытую глухомань, спрятанную среди болот и лесов.

И только дедушка, тоже врач, порадовался такому решению внука. Он сам когда —то работал в закрытых лагерях, затем врачом поселковой больницы и был родом из этих мест. Шепотом, толкая в плечо своего внука, он произнес: «Только там, вдали от столицы, ты узнаешь, что такое настоящее дело и чего ты стоишь!»

Теперь, поработав несколько лет в сердце Урала, молодой врач понял, что имел в виду его дед. Небольшая больница, заполненная до отказа пациентами, которые иногда размещались даже в коридорах, была обветшалой и старой. Сырое здание, видавшее виды, требовало ремонта. Главврач, старенькая бабушка в строгом белоснежном халате, по фамилии Голубь, с вздернутым вверх носом и крупными, чуть навыкате, строгими глазами, вмешивалась во все. Порой Володе казалось, что она ненавидит его начинания, его молодость, задор и веселье. Отношения с начальством, прямо сказать, у молодого доктора не задались сразу.

Сама Корнелия Ивановна Голубь, всеми уважаемый врач, чья слава достигла самых отдаленных уголков Урала, считала себя во всем правой. А как же иначе, – молодежь надо учить. Этого дерзкого, безусого москвича она раскусила сразу, – слабый характером, безвольный, падкий на похвалу и совершенно бездарный… Таким здесь, в условиях сурового края, не место.