Мэгги Ри - Там, где меня ждёт счастье. Том первый

В школе за спиной каждый раз раздавался смех. Кто-то опять смеялся над тем, как заплетаются мои ноги или над тем, как сильно я краснею от застенчивости. Одноклассники часто смеялись надо мной, сравнивая с остальными девушками в классе. Я была самой маленькой по росту, и это, казалось бы, мило, а с другой стороны, играть в баскетбол на физкультуре было ужасно неудобно, и сзади вечно кто-то хватал меня под руки, подшучивая. Касаемо девушек, их раздражало то, ко мне было подковано внимание, хотя оно и не было желанным. Вечно слышались сплетни, доходили слухи. Потом я обнаруживала парту разрисованной, лямку портфеля порванной, а в иной раз чуть не садилась на кнопку на стуле…

Потому Моника Кроу каждый раз приходила домой и рыдала взахлёб, выговариваясь только подушке. Не было больше сил терпеть это все.

– Никогда бы не назвал твои волосы ничтожеством, – так говорил отец каждый раз, когда видел меня расстроенной. – Они точь-в-точь как у твоей мамы, и обеим очень идут к лицу. И не заплетаются у тебя ноги, ты придумываешь.

– Не сравнивай меня с мамой.

– Она не плохая. По крайней мере, была не такой плохой раньше. Не смотри так на меня, солнышко. Я ничего не могу поделать со старой наркоманкой. Ты у меня чудесная.

– Не такая уж она сейчас и старая, раз ты старше ее на полгода. Ей сейчас около тридцати семи, вообще-то.

Я знала, что мы с мамой были похожи внешне, но это не приносило мне счастья. Я знала, папа не был поставлен в известие о том, где я с мамой, когда я была маленькая, так как они поругались, и я не жила с ним. Лишь после того, как она начала подниматься на меня руку, полицейский отдел смог отнять права у мамы и отдать меня к моему папе.

У нас с папой были хорошие взаимоотношения, но он никак не мог понять свою шестнадцатилетнюю дочь. Потому мне просто оставалось терпеть все то время, что я была в школе, после чего отправляться домой и вновь переживать день сурка.

МАРКУС:

Завтрак окончен, но из-за печали кажется, что я все еще голоден. В желудке как будто также пусто, как и на душе. Посмотрев на брата, я сдержанно улыбнулся. Сзади появилась рука бабули с бутербродами:

– Маркуся, вот тебе и Берточке по бутербродам с собой. Путь будет долгим.

– Ба, да в самолете есть еда, лимонады! В крайнем случае, перерыв между полетом! – перебил нас Робертио. Он еле заметно был расстроен из-за нашей ссоры ранним утром. Я все ещё чувствовал пощечину на щеке.

– Я съем, а он пусть выпендривается, – и бабуля со счастьем отдала контейнеры мне. – Спасибо.

– «Ash horosho». Или как говорят по-русски buon appetito?

– «Priyatnogo Appetita.» О, бабань, не надо. Наемся я этим русским в России.

– Не боишься за то, что россияне услышат твой акцент?

– Боюсь. К тому же многих слов я не знаю. Например, сленга русской молодежи я не пойму, может только с годами. Но учитель Таллинни говорил, что я у него один из лучших учеников. Брось, поддержать беседу я смогу! Расплатиться в магазине, поговорить о погоде…

– Как знаешь, – она по-матерински поцеловала меня в щеку, потеребив золотые волосы. – О, как бы мама сейчас тобой гордилась… Ах, а папа…!

Я засиял глазами. Детская улыбка сбила ее с толку, и она отпустила меня, подойдя ко второму внуку:

– Берегите себя… Ты, Берта, – за старшего. Смотри, чтобы Марочка не беспокоился по мелочам. Ему вредно.

– Я не беспокоюсь, бабуль…

– Все равно положу тебе вытяжку из валерианы и таблеток.

– Они достали, ба… Меня уже тошнит от них.

– Ничего не поделаешь, без них тебе, солнце, может поплохеть!

– Ба, – Робертио моргнул, закрыв книгу, – а в России какие покупать? Вдруг тех нету?

– Обратишься к врачу по этому поводу, Берточка. Отвеждешь Маркусю.

– Эй, я тут, вообще-то! И я сам собирался задать этот вопрос!

– Не буянь, братишка, – взгляд Робертио ехидно упал на меня, а щеки мои отчего-то стали пунцовыми. – Неужели ты не доверяешь мне?

С детства он привык, что его считают взрослым, а Маркус вечно в пеленках. Мне уже двадцать недавно стукнуло, и я не требую к себе забот, требую только понимания и свободы.

Двадцать лет назад, когда я родился, маме сказали, что у меня проблемы с сердцем. Было подозрение на порок, а оказались какие-то сбои в коронарных артериях, однако приступов панической атаки и потерь сознания было слишком много. Так или иначе, после операции по шунтированию артерии это прекратилось, и я остался здоровым пареньком, но под постоянным контролем бабушки и брата, ибо я, по их словам, не слежу за здоровьем и без специальных таблеток совсем его загублю.