Мэгги Ри - Там, где меня ждёт счастье. Том первый

– Не нервничай, ладно?.. Ну, взгляни на меня. Хватит дуться, ты уже не маленький.

Робертио был старше меня на четыре года. Несмотря на это в свои двадцать четыре он выглядел на мой возраст. С трудом можно было представить, каким был его психологический возраст, раз за все двадцать четыре года у него ни разу не было желания пообщаться с ровесниками, особенно с женской компанией. За столько лет он даже в губы никого не поцеловал, непорочный! Таким «синим чулком» он был и остался. Теперь я с ужасом представлял, что мы приедем в другую страну, и он полностью посвятит себя медицине, а там и вовсе останется без семьи. Он вполне способен на такой образ жизни.

– Я не дуюсь, отстань.

– Я купил там хорошую квартирку в чистом районе. Тебе понравится, обещаю. Много музеев вокруг, театров, институтов…

– Берта, шутишь? Мы – вдвоем да в одной квартире? Ты серьезно?! Какие театры?! Ты сам такие представления мне устраиваешь каждый день!

– Ты злишься на меня? Это так по-детски.

– Ненавижу тебя. Ты всю жизнь мне попортишь.

Но тот лишь засмеялся и взлохматил мои светлые волосы. Ну конечно, только я переживал по поводу переезда… Казалось, ни одна душа в эту минуту не страдала так, как я…

А внутри всё рвало на кусочки…

МОНИКА:

«Обычно отец уже просыпается… Может, сегодня ему позже на работу?»

Я стояла у плиты и глядела на кухонные часы со смешными котами. Сейчас без пятнадцати восемь утра, через тридцать минут мне надо выходить, а я сижу за столом, прижимаясь лбом к холодной скатерти, и пытаюсь встать. В очередной раз перед школой ужасно болел живот. Папа говорил, что это может быть гастрит, а врач считает, что психосоматика.

В комнате что-то упало, шаркнуло. Вначале, я вздрогнула, но успокоилась – наверное, папа всё-таки встал. Я нашла в себе сил подняться, но к горлу подкатила тошнота, и я открыла форточку, чтобы кухня наполнилась свежим воздухом.

– Чувствую, на завтрак сегодня что-то… Очень вкусное, да? – это был отец. Сначала он головой выглянул из-за рамы двери, затем вышел полностью. На нем была пижама, которую он пытался скрыть старым синим халатом.

– Угадал. Яичница с укропом и беконом. Я знаю, что это твое любимое.

– И то правда, – отец сонно улыбнулся и подошёл ко мне, чтобы погладить меня по голове. В такие моменты его тепло придавало мне сил.

Он всегда был одинок, но всегда улыбался, а его руки согревали своим теплом вместо материнских. Он не был вдовцом, но мать стала баловаться алкоголем и наркотиками, когда появилась я, и с моих четырех лет я ее не видела. Уже тогда они с папой сильно поссорились, и теперь я совсем не помнила, как она выглядела. Не помню не только ее внешности, даже голоса…

– Мне уже надо идти, пап… – я увидела время на часах и вскочила, боясь опоздать. Даже боль в животе была не так страшна, как выговор в школе.

– Ты уже успела собраться?

– Конечно. Я же вчера до ночи сидела за уроками – мне грех забыть что-то после этого.

Он добро улыбнулся, выпрямил спину. Я же к нему подошла и чмокнула его в небритую щеку. Отпуская меня, он выглядел не столько грустным, сколько испуганным. Наверное, он догадался о том, что происходило со мной в школе…

– Аккуратнее через дорогу, хорошо? – пробубнил он, а я посмеялась и кивнула.

– Хорошо.

Когда я вышла, он еще долго стоял у окна и провожал меня взглядом. Его потерявшие юность изумрудные глаза грустно глядели на то, как весело я шагала до угла дома, и с поворотом отец пропадал из поля зрения. Тут и кончалась безопасная зона. После поворота у угла шла темная улочка, где ходило всего около трех человек, не включая сейчас идущую меня с сумкой в руках. Мгновенно внутри меня появилась какая-то паника, нелепые трагичные сцены представлялись в голове. Одно счастье было, что меня не тошнило из-за этих спазмов в этот раз. В школе меня уже прозвали «дракошкой» из-за того, что на уроках приходилось выворачивать все наружу при малейшем стрессе, словно дракон выходит из берлоги и начинает изрыгать пламя откуда-то изнутри.

Я быстро шла, лишь косо поглядывая на мимо проходящих людей, оттого часто врезаясь в других. Часто женщины на длинный каблуках или мужчины в офисных костюмах врезались в меня и затем из них сыпалась брань, а мой страх усиливался еще больше.

Длинные ноги заплетались, я спотыкалась. Каждый раз, глядя на себя в витрины магазинов, я стыдилась себя перед собственным отражением. Раздражало, какими тощими были ноги, словно спички, и какими броскими из-за этого казались ботинки, купленные папой на Новый Год. Раздражало, как в глаза лезли вьющиеся светлые волосы, передавшиеся по наследству мне от мамы. Раздражало, что никуда не могла деться привычка кусать губы. Раздражало то, что все раздражало.