Надежда Гладкая - Музыка

Муж её вечером был в прекрасном расположении духа, и желал непременно, чтобы супруга разделила его романтические настроения. Такие настроения были постоянным мотивом в их семье, и сквозь это благодушное облако Елене некогда было морочить голову рассуждениями. Позднее, в один из самых тягостных периодов своей жизни, она будет с тоской вспоминать эти безмятежные годы, которых она, должно быть, не успела и не сумела оценить, а теперь уж поздно.

А в то утро она сидела в гостиной и отдавалась своим душевным водоворотам, держа в руках письмо Алексея Платоновича. Как этому человеку всегда удаётся угадать её мысли и чаяния, её чувства, даже самые мимолётные? Нет, не угадать. Это что-то другое. Нельзя ТАК угадать другую душу. Надобно самому иметь подобную же душу. Как мог он знать всё, что она втайне, в самой глубине души пережила и передумала за это время? Или мысли и чувства её пе-реливались по эфиру прямо в его мысли, в его душу? Конечно, они знакомы очень давно. Многое знают друг о друге. Но чувства? Они—то остаются скрыты внутри нас, лишь, может быть, краешком своим показываясь на люди, как айсберги.

«Боже мой, – подумала Елена Николаевна, – он ведь, наверное, любит меня! Вот где должна быть отгадка всему этому колдовству!» Как была тепла и светла их дружба с самого начала, но никогда ей не приходило в голову, что это может быть чем-то большим. Разве она так глупа, что не увидела очевидного? Или это всё-таки обман, морок, наваждение, как с этой музыкой? Но так знать её! Так чувствовать её малейшие душевные движения! Когда-то в юности, увлекаясь, как и все благородные девушки, литературой, она прочла о родственных душах. Там ещё было сказано, что они часто теряют друг друга именно из-за своего сходства. Она тогда не поняла, почему теряют. Не доверяют

сходству? Боятся его? Не видят его? Теперь она сама была тем слепцом, чья левая рука не удержала правой, потому что не увидела её.

«Он, наверное, переживал и мучился, бедный мой друг! Но отчего он никогда не дал знать о своих чувствах? Даже не намекал о них?» Волны эмоциональных порывов окатывали её одна за другой. «Как же не давал знать?! Ведь он всё время говорил об этом! В своих письмах! Старался объяснить, как близки мы друг другу, как хорошо он понимает меня, как ценит! Боже мой! Отчего он не признался открыто, когда я собиралась идти замуж?» Елена Николаевна заплакала. Горький комок вдруг собрался у её горла и рвался наружу.

Новая мысль обдала её, как омыла водой: «Я ведь замужем! Я грешу, думая о другом человеке. Я не должна думать о нём. В конце концов, мужчина должен уметь объясниться с женщиной наяву, а не на бумаге, если ему есть что сказать!» Жалость и симпатия к Алексею Платоновичу, сожаление о несбывшейся любви сменились угрызениями совести и подспудным желанием перенести вину на того, кто стал всему причиной.

«В сущности, – думала Елена Николаевна, – разве мы не счастливы? У меня хороший муж, мне уютно с ним. Алексей собирается создать свою семью. Странно, что выбор его пал на эту жеманную капризную польку. Но, говорят, брат её уж очень хлопочет об этом браке. Пани Полина не отличается строгим воспитанием, и доктор Ляховский опасается, как бы капризы не завели её слишком далеко… Ну вот, кажется, я уже перешла к осуждению!»

Елена Николаевна умыла лицо и прочла покаянную молитву. Вернувшиеся с прогулки дети окончательно вернули её мысли в русло семьи. Вечером, ужиная с мужем и детьми, она не без удовлетворения отметила, что на сердце у неё покойно и светло. Муж улыбался ей, шутил с Митей, который не хотел есть творог. Они все вместе смеялись и были счастливы.

Через пару недель от соседей они узнали, что брат и сестра Ляховские спешно покинули их город, т.к. пани Полине сделалось дурно прямо на одном из светских раутов. Брату не без труда удалось скрыть более или менее этот случай, объясняя его жарой в помещении и усталостью его сестры. А ещё через три дня безследно исчез из общества инженер Неволин. Близкие знакомые говорили, что его, наверное, вызвал опять инженер Дизель. «Учёные и поэты – они так спонтанны, так непредсказуемы! То их внезапно позовёт муза, то яблоко упадёт им на голову. Ветреные господа, ветреные, что уж говорить»!

«Ну, так и не говорили бы! – с раздражением думала Елена Николаевна. – Кабы не эти ветреники, о чём бы вам и говорить было? Удивительно, как люди не имеют собственной жизни! Та́к их занимает чужая. Тут не знаешь, как всюду поспеть. И семью блюсти, и Бога не забыть, и о себе позаботиться. А ещё столько затей разных приходит. Где музыку новую разберёшь, где чудной узор из ниток придумаешь, а то затеешь с кухаркой новый пирог изобретать. А они не знают, чем занять свой ум и руки! Да лучше поехать в галерею или книгу хорошую прочесть, чем сидеть целый день на балконе, разглядывая, кто и куда идёт, как графиня П., или старый господин Р.».