Надежда Гладкая - Музыка

Алексей Платонович, как никто другой, умел читать эти послания Елениной души во внешний мир. А может быть, ловил и хорошо запоминал случайно оброненные и забытые ею замечания? Фиалка всегда вызывала у неё чувство сожаления, и видом своим, и ароматом. Почему – она и сама не знала. Хрупкий цветок, который неизбежно увянет. А запах его казался ей меланхоличным. Выходит, смысл всего послания – сожаление?

Как бы то ни было, фиалка затронула что-то внутри Елены Николаевны, что-то смутное, и не ясно было, нравится ли то ей, или нет. Нравилось, наверное, то, что Неволин, как всегда, угадывает её, а не нравится, что между ними что-то не то. Он пишет об этом, а она, безтолковая, не в силах понять. Только где-то в глубине души, тихо-тихо, будто издалека, грустно позванивал маленький колокольчик.

Ей вскоре пришлось посмеяться над собой – в передней устанавливали новый звонок, это он звенел, когда дворник влезал на лестницу, чтобы подвесить его над дверью.

«Ну вот, – сказала старая нянюшка, – новый звонок – новые вести. Теперь ждите, кто первый позвонит в него, такую и весть принесёт». В тот же вечер обновка пригодилась, колокольчик весело затренькал, оповещая дом о гостях. Но, как нарочно, дома были только Елена Николаевна и няня, которая вдобавок придремала за своим вязанием. Хозяйке пришлось открыть самой. Она изумлённо ахнула, увидев, кто пришёл. «Это Вы…» – только и смогла вымолвить. Неволин стоял перед нею, держа в руках свою шляпу и какой-то большой свёрток, и, казалось, не вполне сознавал, где он и что с ним. Наверное, он просто не ожидал, что сразу увидит её, а приготовился здороваться с прислугой или домочадцами. С чуть приоткрытым ртом он так и замер на месте и, не отрываясь, смотрел на Елену Николаевну. А она на него. Он похудел, лицо стало какое-то… строгое, что ли. Ну разумеется, он много занимается, не спит ночами, корпит над своей наукой. Питается как попало, забывая поесть…

Она думала обо всём этом, чтобы как-то выдержать его взгляд. Сколько всего в нём было, ей не суметь выразить, она не умела так изъясняться, как он, не то что в стихах, но даже простыми словами. Он, должно быть, тоже теперь не мог, потому что молчал и только смотрел на неё. Потом вышла в переднюю няня, и Алексей Платонович поздоровался с нею, с видимым облегчением начав говорить, обращаясь как бы к ней. О том, что он только что приехал и сразу к ним, о том, что в свёртке подарки – сувениры из Европы, книги. Он пробыл в гостиной минут десять и быстро ушёл, сообщив, что приехал надолго и будет к ним заходить.

Пока они обменивались с Еленой Николаевной светскими фразами хозяйки и гостя, вопросы-ответы о том, у кого как дела, нянюшка молча глядела на них, сидя в уголке у окна. Когда Неволин ушёл, Елена сказала няне:

– Что ты так холодна с ним? Вы всегда дружили. Он может подумать, что ему не рады.

Говоря это, она ловила себя на том, что не может называть Алексея Платоновича вслух, да и про себя, по имени, а только «он». Словно боится прикоснуться.

Нянюшка покачала головой:

– Начто скорлупа, когда яичко съели?

Елена Николаевна в душе рассердилась на няню. А потом на обоих – и на гостя. Вот уж любители молчаний да иносказаний. Она, как вечная ученица, должна их загадки разгадывать. Но потом рассмеялась, вспомнив, как Алексей Платонович, уходя, стал надевать свою шляпу, а из неё посыпались фиалки. Он положил их туда, когда входил, чтобы отдать ей после свёртка, и забыл. Они оба бросились подбирать цветы с пола и ударились головами. Между прочим, довольно сильно. Было больно и неловко от того, что они оказались совсем рядом. А няня, до сих пор хранившая хмурое молчание, тут расхохоталась, хлопая себя руками по фартуку и приговаривая: «Вот так, вот так!».

Неволин появлялся изредка в новом доме своей старой знакомой, где бывал не без удовольствия принят. Хозяйка, однако, заметила, что он как будто избегает оставаться с нею наедине, изыскивая к тому разные предлоги. Лишь однажды, извинившись, что плохо играет в карты, он оставил прочих гостей и хозяина и напросился в общество Елены Николаевны, одиноко сидящей за столиком на веранде с каким-то журналом в руках.

– Светик мой, Елена Николаевна, позвольте нарушить Ваше уединение. Вы же знаете, игрок из меня неважный. Не знаю, правда, гожусь ли я ещё в кавалеры милым дамам?

Она засмеялась. – Что с Вами, Алексей Платонович? Когда это Вы начали напрашиваться на комплименты? Ваше общество всегда было мне приятно, как и всякому другому.