Дмитрий Ефремов: Маятник

– Отец мой, – говорил сам себе старик. – Вылитый.

Глаза его блестели от накатившей слезы.

Самым главным местом на корабле был туалет. Народ постоянно толпился возле двери, делая вид, что просто дышит свежим воздухом. Дверь была все время заперта изнутри, а публика ворчала от недовольства, называя все это безобразием. Как только кабинет освобождался, в него нырял очередной счастливчик, а все не успевшие замирали в ожидании, делая вид, что им это не интересно.

В один такой момент, когда к очереди пристроился герой Гражданской войны, дверь не открывалась особенно долго. Выждав время, старик нерешительно постучал клюкой по железной двери. На его удивление, дверь сразу приоткрылась и оттуда высунулось миленькое личико все той же Оленьки Иевлевой. Осмотрев толпу и увидев старого знакомого, Оленька сверкнула глазами и ласково прошипела:

– Что дедуля, так уж невтерпёж? – потом мило улыбнулась всем, кто был рядом, и опять захлопнула дверь ещё на десять минут.

Когда терпению старика подошел предел, а сам он готов был лопнуть от злости, дверь неожиданно распахнулась, и из туалета грациозно выпорхнули две особы, одарив публику особенно теплой улыбкой. Каково же было их удивление, когда из гальюна появилась курчавая белобрысая голова молодого паренька с шальными, выпученными глазами.

–Курить чтоль негде? Моду взяли! Безобразники. – Разгоняя газетой едкий табачный дым дед прошаркал в долгожданный толчок, махнув на все рукой.

Герка, курчавый, светловолосый и беззаботный, был самым молодым на курсе. Он был вроде дежурного клоуна, и вокруг него всегда крутилась пара девчонок. Там, где был Герка, всегда стоял дикий хохот и бесшабашное веселье. Так же, как и многие, Герка бегал меж пассажиров и без всякого смущения делал наброски. Это были шаржи, и на всем курсе лучше Герки их делать никто не мог. Его яркую внешность еще более усиливали потертые до невозможности джинсы и обвисшая хипповая майка.

Все парни на курсе делились на две группы: на тех, кто только закончил школу, и тех, кто успел отслужить армии. С виду они казались более взрослыми и рассудительными. Однако отношения между группами были самыми теплыми и мирными.

Дети все время крутились под ногами у студентов, трогали этюдники и вечно просили, чтобы их нарисовали. Счастливчик сидел, не шевелясь, и светился, как лампочка, на весь салон. Ворчавшие поначалу мамаши, возмущенные внешним видом студентов, постепенно свыклись и только вполголоса обсуждали поведение молодежи.

– Учителя будущие, – шептались они меж собой, стараясь удержать изнывающих от любопытства чад.

– Глянь-ко… Девки-то почти все без лифчиков. А парням хоть бы что. Ну и мода пошла! А эти два! Видать, ихние преподаватели. Наверное, умные. Читают да спят. Творческий народ. Одно слово – художники. Чему только научат? Вот вопрос.

– Как одеваться. Да ржать, как лошадь. Им бы в театральный. А тому, курчавому, хоть сейчас в цирк. Но уже художник. Малого моего нарисовал, что фотография. А этот, с бородой? Мужик, да и только. Нерусский, что ли?

– Хорошо, хоть матом не ругаются.

– Это-то да. А было как-то, ехала, так везли какое-то училище. Всю дорогу ругались, как собаки. А в конце еще и подрались. Не поделили что-то. И дрались-то девки. Во как! А эти просто молодые, потому и веселые. А там, глядишь, ветер из головы выдует.

– Дай-то бог!

Артёма разбудил чей-то дикий смех. Во рту от жары пересохло, но ещё больше хотелось курить. Он размял затекшие ноги и прошёл на корму, прихватив на всякий случай свой «Зенит». На удивление, на корме никого не было. Похрустев суставами и смачно зевнув, он сунул в зубы сигарету и прикурил. Глубоко затянувшись, с удовольствием выпустил облако белого дыма.

Проплывали небольшое село, каких по берегу встречалось не так уж много. Берега, в основном, были дикими и безлюдными. Поравнявшись с небольшой пристанью, «Ракета» сбросила скорость, и из рупора металлический голос что-то проорал. Что, Артему разобрать так и не удалось. В этот момент на палубе появился Валерка Блохин. Он был намного старше Артёма, невысокого роста и крепкого телосложения. Успев где-то поработать и даже отслужить в армии, Валерка всегда напускал на себя нарочитую деловитость. Очки и маленькие аккуратные усики лишь подчёркивали его солидность, и хотя на курсе к нему относились с уважением, для Артёма это ничего не значило.

Блеснув очками и хитро улыбнувшись Артему, он тоже облокотился локтями о железный борт и стал рассматривать людей, столпившихся на дебаркадере: