Дмитрий Ефремов: Меч, рассекающий листья

Меч, рассекающий листья.

Кавадзи был один и размышлял о прошедшем визите русских. Перед глазами чередой проплывали картины минувшего события. Заново переживая их, он то и дело тяжело вздыхал. Эти картины говорили ему, что старому времени приходил конец. Это понимал не только он, специально уполномоченный решить это непростое дело. Это понимали и в Эдо, и в других городах Японии. Даже крестьяне и простые рыбаки понимали, что грядут изменения. Осознать мысль, что многовековое затворничество уйдёт в прошлое, было страшно, но вместе с волнением и страхом душа Кавадзи испытывала некое особое вдохновение, поскольку именно он, Кавадзи-сойе-мон-но-дзио-сама, был главной исполняющей и руководящей фигурой всего спектакля. Конечно же, это был спектакль, и русские, далеко не слепые и не глупые люди, видели и терпели всю вынужденность и обязательность прошедших мероприятий. Им надо было отдать должное за упрямство, а порой, неуступчивость в стремлении к намеченной цели. Но как изобретательны порой и терпеливы были эти русские! И неизвестно, кто кого водил за нос все эти три долгих месяца, пока красавцы фрегаты гостей стояли на рейде, приводя в ужас местных рыбаков. И всё это время японцы терпеливо ждали и надеялись на то, что русские уберутся туда, откуда пришли, и в то же время боялись, что это произойдёт. Но русские не только не ушли. Они расположили к себе всех, с кем вступали в контакт: баниосов, губернаторов, переводчиков, которые, разве что только не ночевали на фрегатах. Что уж говорить о простых рыбаках.

Это была уже вторая миссия русских к берегам Японии. Кавадзи не мог понять, как Россия, далёкая, как американский континент, в одночасье сделалась соседом Японии, обжила Курильские острова и наладила отношение со всеми, кто жил на этих островах. И теперь на правах полноправного соседа стучалась в гости со своими подарками и запросами. Япония долго закрывала на это глаза, наивно полагая, что это ненадолго. Но всё оказалось совсем не так, а посему отказывать соседу в тех соглашениях, которые русские желали заключить, было просто нелепо. «Но что последует дальше за всем этим? Как в народной поговорке: налей соседскому коту молока, он будет приходить каждый день». Американцы, англичане, голландцы… Их корабли годами стояли у берегов Японии и словно ждали удобного момента, чтобы войти в бухты и сойти на берег. А это означало конец всему: независимости, порядку, чистоте нравов. Слава богу, нравы японцев пока были чисты, и везде царили порядок и мир.

Русские не ушли, как в первый раз, они были готовы ко всему, и теперь, когда они добились своего и вынудили японское правительство подписать мирное соглашение, стало понятно, что незаметно всё станет изменяться. Хотя рано или поздно это всё равно произошло бы. Кавадзи с высоты своего социального положения это прекрасно понимал и лишь вздыхал от облегчения, а вместе с тем и осознания, что он всего лишь послушная фигура в сложной игре, исполнитель чужой воли, и, если что, то с него, как с простой пешки, спросят по всей строгости. Но он также знал, что большинство влиятельных удельных князей уже не видели не только причины, но и возможности оставлять всё по старому и отказывать русским, а те, кто не желал этого, несильно на этом настаивали. Быть может, все осознавали, что другого раза не будет, и если не русские, то другие придут уже не с предложением о мире, а требованием что-нибудь отдать или навязать, например, торговлю. Все, словно акулы возле большой незащищённой пойманной рыбы, были где-то рядом и ждали случая, чтобы вывалить из своих трюмов свой залежалый и ненужный у себя на родине товар, и тогда не надо уже никакой войны и цунами. Рухнет всё: и внутренний рынок, и политическое равновесие, и покорность народа.

За размышлениями Кавадзи не услышал, как постучали. Прибежал один из гокейносов, по имени Ёде, как всегда беззвучный, как змея. Войдя, он резко поклонился и доложил, что русские уже на своих кораблях, и там продолжают праздновать событие. У них к тому же был новый год, а за ними ещё больший их праздник – рождество. Об этих праздниках Кавадзи был наслышан, понимая, что степень значимости прошедшего события для гостей удесятерялась. По-видимому, русские ликовали. Но ликовали не только они. Народ тоже был в восторге от гостей. От их гигантов – матросов, от ярких мундиров, салюта и грома пушек. «Всё это теперь, как легенда, годами будет передаваться, пусть даже шёпотом, но надолго». Пушки потрясли не только прибрежных чаек и простых крестьян, они потрясли всех. Это было самое ужасное, что довелось пережить Кавадзи за последнее время.