КОСТАС БОБСКИ - ГОЛУБОЙ РАССВЕТ

– Новое что-то увидели, уважаемый? – я начал прямой зрительный контакт, глаза в глаза, вынуждая водителя прекратить наглый анализ внешности и перейти, наконец, к исполнению своих прямых обязанностей.

– Отлично выглядишь, парень!

– Спасибо, но давайте поторопимся, я несколько опаздываю.

– Хорошо, хорошо, едем. -таксист сдвинул с места селектор режимов коробки передач, переведя его в положение «драйв», нажал на педаль газа, заставляя автомобиль ехать.

Пейзаж за окном двинулся следом, словно машина крутила колесами землю, плавно набирая ход, а не катилась с нарастающей скоростью. Мой кондоминиум удалялся прочь, и я едва ли успел заметить забытый впопыхах свет, одиноко пробивающийся сквозь бронированное окно на предпоследнем этаже. Забыл, спешащий идиот, хоть и наблюдательный. Мимо проносились многоэтажные здания, похожие на монументальные памятники обывателям, только из стекла и бетона. Колёса шуршали по гладкому асфальту, периодически проваливаясь в забытые после ежегодных ремонтов ямки. Постепенно многоэтажная застройка сменилась консервативными домиками, как один принимавших на нижних уровнях магазинчики, а на высших – богатых снобов, которые хотят жить поближе к центру мегаполиса, поближе к деловой, быстрой жизни. Фасады отличались внешне, но внутренне это были гроты с остановившимся временем и ничем не выводимым запахом плесени. Домики кучковались друг к другу, как новорождённые птенцы в своих гнёздах, бережно сохраняя секреты тёмных, недружелюбных тупиковых дворов, наполненных болью, отчаяньем, нищетой и ненавистью. Вдоль домов ходили стройные ряды работяг всех мастей – офисные трудяги о рубашки без рукавов и дипломатами в нежных руках, по непонятным причинам еще не замененные искусственным интеллектом, жилистые силачи, таскающие на огрубевших плечах непосильные ноши, обыватели, которых выдавал нарочито вызывающий, крикливый стиль одежды, без копейки за душой. И всех их горело теплое, мягкое летнее солнышко, еще не успевшее накалиться за первый месяц своего безграничного правления.

Через зеркало заднего вида я заметил пристальный взгляд водителя. Он рассматривал меня не без интереса, но не такого, как смотрят друг на друга любовники или друзья. Словно примерял мой образ на уже имеющиеся в голове шаблоны, но они упорно трескались и скрипели. Слишком статичные, нет гибкости.

– Мне кажется, или я твоё лицо уже где-то видел? – таксист прервал молчание – Ты, наверное, актёр из телевизора. Я нечасто пялюсь в монитор, но вот твоё лицо кажется очень знакомым. Не снимался в рекламе или сериале?

– Я не актёр. Но часто слышу от людей подобное, что они меня узнают или где-то видели.

Разговор начинает утомлять, как и любой бессмысленный треп на полчаса сведенных судьбой незнакомцев, которые, спустя час, разойдутся по своим жизненным путям, и отправившихся по своим маршрутам в хаосе бытия.

Машина остановилась на красный свет. Водитель повернулся ко мне, его лицо отражало озарение.

– Вспомнил! – он выдержал паузу, удерживая вывод в своем умишке – Ты из активистов, защищающих права педиков! Выступаешь за свободы, освящаешь демонстрации. Я видел твоё выступление в Минске. Нормально ты тогда прошёлся по всем этим консерваторам но, как мне кажется, ты там продул. Зовут тебя, кажется, Пол…

– Павел. Пол – это мой псевдоним. Будем знакомы. Как ваше имя?

– Не знакомлюсь с пидарасами! Я бы вас всех…

Таксист засопел и покраснел. Я вытянул руку с торчащим указательным пальцем и, огибая жирное лицо, ткнул им в направлении лобового стекла.

– Зеленый свет загорелся, не видно?

Безымянный извозчик спохватился и поехал, начиная поворот. Нам нужно было правее, где дальше расположилось заметное здание бывшей консерватории, переделанное под нужды современности, где нет места классической музыке и светским беседам. Только конторы – однодневки и студия для проведения дебат.

– Вот скажи мне, нахрена вам все эти права, парады? Драть друг друга под хвост вам же не мешают? Делайте чё хотите в своих спальнях, но дети-то причём?

– Дети?

Я упорно не понимал, о чем бредит этот гомофоб. Обычно с такими разговор короткий. Затуманенный ненавистью и подсознательными несбывшимися фантазиями мозг не способен к критическому мышлению. Игнорирование и отступление. Без сомнений и потерянного времени. И никакого рукоприкладства, побитый завтра же побежит, обливаясь слезами, в правоохранительные органы с жалобами на несправедливость.