Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– Разумеется, – твердо отвечала Елизавета, – я повторяю: в могиле не оказалось останков моего деда…

– У вас есть свидетели? – голос Кадишмана выражал крайнее недоверие.

– Сторож кладбища может подтвердить мои слова и муж мой тоже.

– А вы уверены, что это была могила вашего деда?

– Ты настоящий друг, Ципа, – восторженно сказал Василий, – ознакомившись с проектом Заярконского.

– Чего уж там, – смутился Цион.

– Скажи, – поинтересовался Вася, – а путевка эта чего-то стоит?

– Мне сделали скидку, – заверил Цион, – я отвечаю у них за компьютерную часть и они обязаны мне…

– А ты не разыгрываешь меня, Ципа, как-то все это странно, да и в газетах об этом не пишут.

Василий и сам был большой мастер разыгрывать друзей и на всякий случай всегда держался начеку.

– Не пишут, потому что поднимется хай на всю планету, а проект еще на стадии эксперимента…

– Мда… – недоверчиво хмыкнул Вася.

– Да не разыгрываю я тебя Вася. Тебе лишь следует знать, что разработки эти тайные, но мне сделали исключение, потому что я полезен им в организации технической части.

– Ну что ж, давай попробуем.

– Кстати, через час нам надо быть в Институте, – засуетился Цион.

Он был рад, что сумел угодить приятелю. В глазах де Хаимова впервые после утомительной разводной эпопеи затеплилась надежда.

– Едем к Плантагенетам, – решительно сказал он, – в России теперь холодно, а у меня прохудилось пальто. Насколько мне известно, ты и сам испытываешь симпатию к эпохе рыцарства. Я читал твою статью о Гийоме Акветанском…

– Это был поэт, воспевающий культ рыцарства, – сказал Цион; лицо его приняло мечтательное выражение, и он c чувством продекламировал:

Всю дорогу к Институту Цион убеждал Васю выбрать маршрут «Древняя Русь», но тот упорно настаивал на Старой Англии и даже озадачил его неуместным вопросом: «Сколь чувственны были аристократы при феодализме и понимали ли они в целом значение поиска эрогенных зон у женщин?»

Друзья увлеклись беседой и опоздали в Институт. Увидев их, инструктор, отвечающий за доставку добровольцев, нравоучительным тоном начал читать мораль:

– Вопиющая безответственность! – сухо сказал он, – а знаете ли вы, господа, разницу между часовыми поясами нашего и одиннадцатого века?

– Видите ли, – робко начал Цион, – я подал заявку на век двенадцатый.

– Все равно, – ворчал инструктор, – разница в семь часов.

– То есть, – произвел расчет Василий, – к месту назначения мы прибудем к вечеру?

– Вы очень догадливы! – съязвил инструктор.

Василий, человек крутого нрава сходу осадил очкастого зануду:

– Сэр, – строго сказал он, – попрошу без лишних телодвижений!

– Это почему же? – важно вскинулся инструктор.

– Очёчки-то можно уронить ненароком, – нарочито озабоченным тоном произнес Василий. Инструктор бережно поправил очки с модной оправой и собрался, было, дать достойную отповедь нахалу, но Вася опередил его:

– Вы, кажется, нуждались в добровольцах? – сказал он.

– Нуждались, – угрюмо подтвердил инструктор…

– Сударь, – сказал Василий тоном великого одолжения, – мы пошли вам навстречу, несмотря на более выгодные предложения.

– Что это значит, господин? – сказал инструктор, ошарашенный неслыханным хамством де Хаимова.

Вопрос о том – докладывать комиссару о сбежавшем с кладбища мертвеце или нет, занимал Ка́дишмана чрезвычайно. С одной стороны было глупо беспокоить шефа по таким очевидным пустякам – кто в наше время верит в привидения, а с другой (ему подсказывала это интуиция) он, кажется, недооценил эту нервную дамочку и дело, с которым она явилась к нему, грозило вылиться в одно из самых громких за всю историю израильской полиции. В этом его убеждало профессиональное чутье, которым он весьма гордился, хотя у начальства на сей счет, сложилось иное мнение.

На всякий случай он решил еще раз «Изучить факты» (любимое выражение комиссара) и лишь затем беспокоить вечно занятого и всем недовольного босса, который не любил, когда к нему приходили вхолостую, не проработав основательно все вероятные версии расследуемого дела.