«В общем, что ни говори тут, а мы – грешнее всех – Господь, прости нас», – привычно подытожил он нежданно нахлынувшие воспоминания – и с тем завтракать пошел.
Собралось в бане эдак человечков двадцать, своя компания – чужие здесь не ходят. Солидные все люди, с положением: два генерала (милицейский и военный), прокурор, налоговой инспекции начальник, губернский строитель главный, производитель местной водки, и банкир; Олег Иваныч, депутат Госдумы, и лёнин друг, из богачей московских (не помню, как по имени его); конечно, батюшка – он первый друг хозяев, их благодетель – как же без него? Все с женами почти без исключения, и в основном, все – верующие в Бога. Многое открылось после отмены вместе с самой партией партийного запрета на веру и участие в служении, в церковных тайнах и обрядах, как, например – в крещении детей. Оказалось, что не только жены ходят в церковь, а дети всех партийцев крещены, но и сами многие из них, коль не решались крест носить открыто, носили тайно, в ворот вшив рубахи, иль пиджака, и уж на крайний случай – хранили дома свой крестильный крест. На Пасху, также и на Рождество, ходили тайно в церковь, уезжая, чтоб не прознал никто, да не донес, в другие города, что по соседству. Водой крещенской все дома кропили, на Пасху ели яйца и кулич. Теперь же в церковь шло начальство вместе, места почетные по чину соблюдая, а губернатор в Алтаре стоял, благословеньем самого Владыки.
Разоблачались порознь, конечно. Сперва мужчины – в предбаннике разделись наголо, и разобравши войлочные шляпы, пошли испробовать в парную первый пар. А женщины тем временем с хозяйкой ревизию припасов учинили, чтобы из них составить угощенье на праздничный, в честь Новолетья, стол. Потом сменились. Вышедши, мужчины, кто простынью накрывшись, кто на бедра их намотав, прикрыв живот и ноги, прошли в гостиный зал, и там на креслах присели отдохнуть и отдышаться, воды хлебнуть, пивка, а кто – и водки, на скору руку, просто, без затей. С расставленной закуской самой легкой: огурчик, рыбка, бутерброд с икрой, а то с ветчинкой, кто что пожелает. Дамы ж, в очередь свою, прошли в парную. И там недолго усидев от жара, пошли кидаться наголо в бассейн. А кое-кто, как были, мимо двери, где мужики сидели, отдыхая, бежали нагишом на двор валяться в снегу пушистом – и опять в парную. Никто мужчин особо не стеснялся – знакомая, привычная компания. Когда напьются – лезут все в бассейн купаться вместе. И балуются, щиплются… Как дети. «Нудили» вместе так помногу раз. Ведь девки коли вместе соберутся – заводятся все больше друг от дружки и стыд теряют вовсе тот же час. Однако, за столом, или в гостиной, на отдыхе, где вместе собирались, приличья были все соблюдены. До пояса мужчины, а по грудь – все женщины – одеты были строго закрученными туго простынями. И батюшка ту вольность не любил, забав нагих совсем не одобряя. Но матушка, не слушая его, со всеми вместе тела не скрывала. И тут уж уступить пришлось ему: с чужим уставом в монастырь не суйся. Коли не хочешь сам – не порть другим веселья, и настроения хмельного.
Между тем, момент в разгар веселья улучив, когда мужчины потянулись вслед женщинам кто к ним в бассейн кунаться, кто вместе париться, кто в сауну потеть, с своими и чужими вперемешку, хозяин с батюшкой, тихонько отлучась, делили деньги.
– Декабрь был удачным в этот раз. На Украину за год продали икон мы вдвое больше, чем о прошлом годе. Доход за месяц двести тыщ «зеленых». А прибыль – немногим более, чем пятьдесят. Вот ваша доля, как договорились: здесь десятина – пять, и семь – доход, согласно доле. Три еще – Владыке. И губернаторовых две – всего семнадцать. Все правильно?
– Считать сейчас не буду. Ты разложи в конверты, и пометь. И в сейф запри, отдашь, когда поедем. А что по золоту?
– Пока еще не знаю. Не успел в Москву доехать. Беда с сестрой, пришлось племяшку сразу забрать к себе, я только из Ростова.
– Что стряслось?
– И не поверите. Сожителя убила. Застав его на бабе, не думавши, всадила в спину шило, ей под руку попавшее некстати. Из-под лопатки – в сердце, сразу насмерть. Ее в тюрьму, а девочку забрали сперва в больницу: не в себе была. Все видела, сказали мне врачи, и оттого, наверно, впала в ступор. Молчала всю дорогу. И теперь – молчит, тиха, покорна, очи долу. Ни слова от нее мы не слыхали, а на вопросы – лишь глядит с укором, и будто не поймет, чего нам надо. А вот бы с нею вы поговорили.
– Какой кошмар. Однако, некстати нынче. После привезешь ее домой, а лучше – в церковь. На службу. Божья благодать врачует душу там, где дышит Дух.
Читать дальше