Анджей Сарва - Шепоты и тени. Роман

По другую сторону дороги, вдоль которой с вершины холма, из зарослей кустарника и крапивы, тек небольшой ручеек, несущий кристально чистую воду, торчали обгоревшие почти до земли руины храма Святого Войцеха, настолько древнего, что даже Длугош 21 21 Ян Длугош (1415—1480) – польский историк и дипломат, крупный католический иерарх, автор «Истории Польши» в 12 томах. уже не имел ни малейшего понятия, кто, когда и для кого его построил. А чуть выше из-за не слишком плотной ограды выступали кресты холерного кладбища.

Я бессмысленно вглядывался в эти развалины и вдруг заметил в зарослях какой-то темный провал, ведущий под разбитый фундамент разрушенного храма. Тогда я подумал, что, возможно, эта дыра образовалась во время последнего ливня, прошедшего над городом, и что, наверно, стоит ее исследовать. Я осторожно приблизился к этому месту, аккуратно раздвигая крапиву, и попробовал заглянуть внутрь, но дыра оказалась слишком маленькой и пропускала под землю не слишком много света. Я решил вернуться сюда позднее, вооружившись фонарем и запасом свечей. Однако коль скоро я заметил эту дыру в земле, ее также мог заметить кто-то другой, поэтому я закидал провал сухими ветками и прошлогодними листьями, валявшимися неподалеку. Я собрался уже уходить, как вдруг услышал позади себя голос, немного хрипловатый, с иностранным, явно немецким акцентом:

– Laudetur Jesus Christus! – Слава Иисусу Христу!

– In saecula saeculorum. Amen! – Во веки веков. Аминь! – ответил я вежливо, одновременно оборачиваясь в сторону, откуда доносился этот голос.

Не скрывая удивления, я увидел перед собой настоящего монаха в коричневой францисканская рясе, который остановился наверняка затем, чтобы спросить дорогу. Но в тот же самый миг, едва увидев моё лицо, он замер, будто чем-то несказанно пораженный, и буквально онемел. Некоторое время мы смотрели так друг на друга, пока наконец монах не обратился ко мне на вполне сносном польском языке:

– Я отец Мейнхард фон Абенсерг. А тебя как звать? – напряжённо возвысил он голос, как бы ожидая услышать какую-то определенную фамилию. Когда же представился – Станислав Шлопановский, – он как бы осунулся и не сумел скрыть своего огромного разочарования, отразившегося на его лице.

– Я вижу, отец, вы обознались?

– А да… Нет… нет… то есть… Ты поразительно кое на кого похож. Я подумал, что это кровные узы, возможно… это родство… может быть… Нет, нет… А может, всё-таки? У тебя нет каких-нибудь немецких родственников?

– Нет. Кажется, нет. По крайней мере, я ни о чем таком не слышал.

– Но это сходство невероятное. Невероятное. И ещё в этом месте.

– Что вы имеете в виду?

Монах некоторое время колебался, продолжать ли этот странный разговор с незнакомцем. Однако моё сходство с кем-то мне неизвестным явно не давало ему покоя. Поэтому он по ближе со мной познакомиться и рассказать мне о том, что его так встревожило.

– Может быть, это случайность. А может, и нет… Если у тебя есть немного свободного времени, мой мальчик, то давай сядем где-нибудь в спокойном месте, и я тебе расскажу одну историю. А тебе… тебе… возможно, удастся мне кое в чём помочь, или направить куда-то…

– Сейчас каникулы, отец. Времени у меня море. И я ужасно заинтригован.

И я отвел францисканца за кафедральный собор, самое подходящее и спокойное место на отшибе, где можно отдохнуть в тени старых лип и вязов и где никто не должен был нам помешать. И когда мы удобно уселись на низкой каменной оградке из известняка, окружавшей древний храм и отделявшей его с одной стороны от улицы, а с другой – от старинного сада, и помолчали с минуту, наслаждаясь видом утопающих в зелени сандомирских кварталов, и старинных зданий, покрытых патиной времени, и сверкающей на солнце голубоватой лентой Вислы, с удовольствием втягивая ноздрями смешанный запах цветущих лип и дикой рукколы, вслушиваясь в бесконечное жужжание роящихся пчел, несущих медовый сбор в улей, монах вздохнул и поначалу довольно нескладно, а затем всё живее и занимательнее стал излагать свою историю.

– Это случилось весной 1864 года. Я был в то время послушником в францисканском монастыре Святого Креста в небольшом испанском приморском городке. В то прохладное утро волна прилива принесла и выкинула на берег чье-то неподвижное тело. Это был старый человек, потерявший сознание, но время от времени приходивший в себя. Ему повезло. На него почти сразу наткнулись какие-то девушки, проходившие по пляжу. Они известили наш монастырь, а братья тут же поспешили на помощь и принесли в пострадавшего в лазарет. Здесь его осторожно положили в мягкую постель. Несчастный приоткрыл глаза и, когда увидел меня, склонившегося над ним, вздохнул с явным облегчением: