Анджей Сарва - Шепоты и тени. Роман

Старец откинулся на изголовье, прикрыл глаза и замолк на долгое время. Когда я уже начал беспокоиться, не стало ли ему хуже, он, не поднимая век, начал свой длинный, любопытный и порой бросающий в дрожь рассказ о старом немецко-польском дворянском роде, который века тому назад, по вине своего родоначальника, вступил в сговор со злыми силами и навлек на себя и на всех своих потомков до седьмого колена несчастье. И под конец он сказал:

– Я знаю обо всём этом, потому что я провожал в последний путь, кажется, последнего представителя этого рода, и тот взял с меня клятву, что если я буду жив и обстоятельства позволят, то я доберусь до некоторых документов, которыми не располагал его отец и дядя и которые он видел мельком, но в руках не держал, потому что со смертью дяди они таинственным образом исчезли из тайника, о существовании которого дядюшка ему сообщил.

– А что это за род, отец Иосиф?

Он отвечал:

– Поклянись муками Господними, что исполнишь мою просьбу и отправишься в один из немецких реформатских монастырей и там найдешь пропавшие документы, а остальное я тебе расскажу. В противном случае ты уже больше ничего не услышишь.

То, что я успел услышать, настолько сильно возбудило моё воображение, чтобы я не смог старику отказать. Поэтому я энергично закивал головой и сказал:

– Если только монастырские власти не будут ничего иметь против, я клянусь, что отправлюсь в Германию и, покуда мне хватит сил, буду продолжать поиски, пока не доведу дело до конца.

И тогда умирающий собрат подробно рассказал мне историю рода Семберков. Это был настолько длинный рассказ, что у меня голова кружилась от обилия информации. Он поведал мне о сделке с дьяволом, побеге, проклятье и пропавших документах. Завершая свое повествование, монах добавил:

– Я же, но это уже не относится к данной истории, оказался на морской отмели, и хотя смерть заглянула мне в глаза в облике хищной акулы, Господь решил, что мне еще следует пожить, поскольку у меня осталась миссия, которую надлежит исполнить, а потому Он привел меня в этот монастырь. Тебя же Господь поставил на мой путь в качестве наследника тайны, кто завершит то, чего мне было не суждено исполнить, по крайней мере не по моей вине.

Отец Иосиф умер к вечеру. А я остался с обетом, с клятвой, не будучи при этом уверенным, что мне удастся ее исполнить, поскольку, как монах, я не мог ничего предпринять без согласия монастырского начальства.

Однако, по-видимому, Господь так всё спланировал, что, хотя я сам, по известным причинам, об этом и не просил, спустя всего несколько месяцев после смерти отца Иосифа я был направлен в монастырь в город N. Услышав об этом, я утвердился в мысли, что это перст Божий, ведь ничего подобного не могло свершиться случайно. А уверенность мою укрепил тот факт, что после прибытия в монастырь в городе N меня отправили жить в пустовавшую многие годы келью, последним обитателям которой был… отец Себастьян фон Семберк. А это и был тот самый дядюшка Ганса, которого отец Иосиф исповедовал и родовую тайну которого он доверил мне.

Наверное, нет нужды долго описывать, с каким нетерпением я ожидал ночи, когда я наконец останусь один, скрывшись от посторонних глаз. Остаток дня длился немилосердно долго. Я был очень рассеянным. Плохо помню, с кем и о чём, кроме отца настоятеля, я в тот день разговаривал. Я не мог сосредоточиться ни на молитвах, ни на скромной вечерне. Полностью погруженный в свои мысли, я невнятно отвечал на вопросы братьев.

Наверняка меня приняли за молчуна и человека мало симпатичного. Но в то время я не печалился об этом, с большим нетерпением ожидая, когда стемнеет и я наконец останусь один в старинной келье отца Себастьяна. И вот наконец монастырские коридоры погрузились в густой мрак. Постепенно стихло всё движение. Уже не слышно было шлепанье монашеских сандалий по каменному полу. Со скрипом закрылись последние двери, и наступила тишина. Сердце безумно стучало у меня в груди. Я подождал еще несколько минут, прислушиваясь не приближается ли кто-то к моим дверям, и только потом после чего снял пылающий огарок свечи с полочки над молитвенной скамьей и на коленях начал внимательно рассматривать каменные плиты пола. Однако ничего особенного не привлекло моего внимания. Тогда я встал на четвереньки и стал обследовать всё келью по периметру, увлеченно простукивая плиты в надежде услышать глухой отзвук, означающий, что снизу находится пустая ниша.