Артем много писал. На него словно снисходило вдохновение, и он не мог оторваться от белого полотна. Мне нравилось наблюдать за ним в минуты его творчества. Изящные пальцы, держа тонкую кисть, выводили сперва незатейливые узоры, превращающиеся в шедевры. Все полотна горели красным, цветом страсти. Это была целая серия влюбленных людей в порыве страсти.
– Красный означает не только страсть, – твердил я, – но и цвет тревоги, знак остановки.
– Любовь всегда носит красный цвет. Цвет огня. Если любишь, то нужно сгореть до конца, а не тлеть, то разгораясь, то затухая на ветру, – отвечал он и, перемазывая меня краской с его одежды, доказывал свою любовь.
Артем сблизился с сестрой, они шушукались в сторонке от меня, хихикая. Когда мы гуляли втроем, я испытывал облегчение. Ей нравился Артем, нравилось проводить с ним время, и казалось, между ними гораздо больше общего, чем у него со мной. Одним вечером мы втроем сидели в его мастерской-студии. Артем показывал свои работы сестре; они, точно маленькие дети, возились на полу, с живым интересом перебирая картины и всякие виды красок, которые я до сих пор не могу запомнить. Они смеялись, подкалывали друг друга, пока Артем не решил устроить рисовальный кружок для начинающих. Он устроился позади сестры, взял ее руку в свою, и на холсте проявилось изображение. Мне это кое-что напомнило: в детстве и я клал ее руки на свои и играл на фортепиано. Мы с сестрой были пронизаны одной нитью, и она неразрывно вела нас по жизни. Когда к их баловству присоединялся я, то между мной и Артемом становилось жарко. Я едва сдерживал дыхание, вырывающееся из груди, ловил его затуманенный желанием взор. Прикосновения проскальзывали все чаще и не так мимолетно, а вполне осознанно. Стоило сестре скрыться за дверью, как мы с жадностью набрасывались друг на друга. Наши тела бились, готовые разлететься вдребезги. И каждый раз после я притягивал его к себе, прося прощения за немую боль внутри себя. И целых три дня я засыпал и просыпался не один. Находил его пальцы и сплетал со своими.
Сегодня Артем обещал мне показать что-то важное. Мы отправились в одну кофейню. Артем предпочитал сидеть у окна и любоваться видом на сумеречный город, утопающий в мягком свете фар и фонарей последнего февральского снегопада. К его досаде, расположились мы за столиком в темном углу, снова скрываясь, – на этом настоял я. Артем грустно рассматривал меню, водя по нижней губе указательным пальцем. Я поборол желание напомнить себе вкус его губ и пальцев.
– Пересядем. – И потянул его за собой.
– Куда?
Мы пересели за столик у окна. Артем расплылся в детской счастливой улыбке, поглядывая в окно и судорожно хватая мои руки. Но тут же их отдернул, вспоминая установленные правила.
– Когда-нибудь я научусь замечательно писать и городские пейзажи тоже, – он горько вздохнул.
– Конечно.
Я глянул в темное окно на городской пейзаж. Улицу кружило в круговороте белых хлопьев. Из прогноза погоды следовало, что это последний снегопад и ожидается наступление ранней весны. Прохожие шли мимо, не обращая внимания на парочку сидящих в кофейне парней. Взрослые, дети, молодые люди бежали по своим делам. Две девочки подросткового возраста подошли совсем вплотную к нашему окну, что-то вытащили из кармана и внимательно вглядывались, пользуясь светом. Я радостно удивился, увидев в их руках билеты в свой театр, и напрасно попытался запомнить их лица, чтобы узнавать на спектаклях. Я невольно улыбнулся. Или мне хотелось улыбаться? Да, не только губами, но и глазами, а главное душой. Я снова поглядел в окно – это не просто последний снег, это мой прощальный снегопад. Сегодня он заметет мою прежнюю холостую жизнь и уступит место новой, наполненной тихим счастьем. Встретившись взглядом с Артемом, я понял, что растрачиваю свою душу на незнакомых людей, на их мнение и одобрение, забывая о том, кто сидит напротив меня и молчаливо ждет. Я пересел к нему и поцеловал. Артем смотрел на меня, не веря собственным глазам. Потом отодвинулся и спрятал лицо.
– Как тебе тут? – после паузы произнес он. Артем дышал как марафонец.
Я окинул взглядом кофейню и засмеялся. Стоило ли задавать этот вопрос, если сама обстановка подтолкнула меня на столь рискованный шаг?
– Мне очень нравится. Я никогда раньше здесь не бывал.
– Она недавно открылась. Что скажешь о фресках?
Стены были расписаны в красивые городские пейзажи. Зал поделен на отдельные зоны. В первой посетителей встречала тесная, переполненная людьми улочка с видом на Эйфелеву башню. Другая зона посвящена итальянским мотивам. В третьей испанское фламенко прямо посреди улицы так и взывало к танцу. Мы находились в последней зоне.
Читать дальше