Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

~ ~ ~

В мой первый школьный день классная руководительница, Альбина Григорьевна, посадила меня за парту с рыжей худышкой Зоей Емец. Я ничего ни разу не макал в чернильницу Зои, однако неоднократный ветеран второгодник Саша Дрыга с последней парты в среднем ряду остался очень недоволен моим там размещением, о чём и предупредил после уроков, пока сверлил меня взглядом сквозь свой засаленный чуб волос.

По пути домой я познакомился и подружился с моим одноклассником Витей. Фамилия его звучала чуть жутковато, хотя это вполне нормальная Украинская фамилия – Череп. Основанием для нашей скорой дружбы стал факт попутного шагания вдоль улицы Нежинской, на которой он тоже жил, но немного дальше, возле Нежинского магазина, расположенного на равном удалении от концов улицы.

На следующий день я попросил Альбину Григорьевну пересадить меня на последнюю парту в левом ряду, к Черепу, потому что мы с ним соседи и сможем помогать друг другу в приготовлении домашних заданий. Класрук уважила столь вескую причину и я покинул опасное соседство с Зоей.

За предпоследней партой, перед нами с Витей, сидел одинокий Вадик Кубарев и эта ситуация тут же вылилась в наш дружеский тройственный союз. Фамилии, есессна, использовались лишь со стороны учителей, а среди учеников Череп непременно становился «Чепой», Кубарев превращался в «Кубу» и так далее. Какая мне досталася кликуха? «Голый», или «Гольц»? Ни та, ни другая, потому что если тебя зовут Сергеем, никто не станет парится с фамилией и ты для всех автоматически становишься «Серым».

Дружба – это сила. Когда нас трое, даже Саша Дрыга не слишком наезжает… Дружба – это знание. Я поделился высокими образцами поэтического творчества, что не вошли в школьную программу, но известны были наизусть любому пацану на Объекте: и «Себя от холода страхуя, купил доху я…», и «Огонёк в пивной горит…», и «Ехал на ярмарку Ванька-холуй…», а также прочие короткие, но цветистые примеры рифмованного фольклора.

В рамках культурно-филологического обмена, мои друзья растолковали мне значение таких устоявшихся Конотопских выражений как «Ты что, с Ромнов сбежал?», или «Пора тебя в Ромны отправить», потому что в городе Ромны, за семьдесят километров от Конотопа, находится областная психушка для чокнутых.

~ ~ ~

В то утро стих звяк битков по копейкам. В то ясное апрельское утро ребята стояли и спорили, и никто никого не слушал, все ждали подтверждения радостного слуха про ошибку допущенную вчера Центральным Телевидением в программе новостей Время . Глупая ошибка. Потому что один парень слышал от ребят школы № 10, что вчера вечером какой-то человек опустился на парашюте в Сарнавский лес на окраине Конотопа. И скоро приедет Саша Родионенко, он же Радя, из Города , куда недавно переехала его семья, но он продолжает учиться в нашей школе. Вот погоди, Радя точно знает, он подтвердит.

Я помнил полёт Гагарина, и как вскоре после него Герман Титов летал по орбите весь день, а вечером казал: —«Всем спокойной ночи. Я иду спать». И отец восторженно хихикнул и сказал настенному радио: —«Во, дают!»

Наши космонавты всегда были первые, а мы, младшеклассники, криком доказывали друг другу кто из нас первым услышал объявление по радио про полёт Поповича, или Николаева, или первой женщины-космонавта Терешковой…

Саша Родионенко приехал, но ничего не подтвердил. Значит это правда. А программа Время вовсе не ошиблась. И солнце померкло в трауре…

Космонавт Владимир Комаров…

В спускаемом модуле…

При входе в плотные слои атмосферы…

Погиб…

Потом приехал отец, а спустя неделю контейнер с нашими вещами с Объекта прибыл на Товарную станцию и был оттуда привезён грузовиком на Нежинскую № 19, чтоб выгрузить во двор и шкаф с зеркалом на двери, и раскладной диван-кровать, и два кресла с деревянными подлокотниками, и телевизор, и всякую другую утварь. Прибыл даже старомодный диван с дерматиновой спинкой, для которого места в хате совсем не нашлось.

(…все мои чувства уместятся в двух словах – «бескрайний ужас» от одной лишь мысли: как могли десять человек—две семьи плюс общая Баба Катя—размещаться и жить в одной кухне и одной комнате?

Но тогда я ни о чём таком не думал, потому что раз это наш дом и мы живём как мы живём, то по-другому и быть никак не может, всё так, как надо, живу я здесь, вот и всё тут…)

На ночь, мы с Сашкой укладывались на раскладном диване, в ногах у нас— Наташа, поперёк, а ноги положены на стул придвинутый вплотную. Нам с братом приходилось подживать свои чуть не на полдивана, а то Наташа начнёт бурчать и ябедничать родителям на их кровати под стеной напротив, что мы брыкаемся. Ничего себе, а?!. Она может вытянуть ноги насколько хочется, а когда я предлагаю поменяться местами – только носом крутит…